Зачем нужна медикализация общества фармацевтическим компаниям

Фармацевтическую промышленность иногда обвиняют в «создании болезней» и намеренной медикализации людей. Стоит отметить, что в период пандемии COVID-19 в сочетании с растущей популярностью движения против вакцинации писать о «темной стороне» фармацевтической промышленности слегка рискованно. Обсуждение реальных злоупотреблений легко вырвать из контекста и превратить в очередную теорию заговора против так называемой Big Pharma — крупнейших фармацевтических компаний. Но это не повод игнорировать проблемы, связанные с ролью маркетинга лекарств в распространении медикализации. Стремление к доказательной медицине, а не реклама «фуфломицинов», поддержка беспристрастных научных исследований и корректировка стратегии фармацевтического маркетинга могли бы восстановить доверие к фармацевтической индустрии. Здесь мы попробуем разобраться, что такое медикализация, какая она бывает и как фармкомпании продвигают болезни для увеличения продаж.

Медикализация и фармацевтизация

Исторически понятие медикализации связано с социологической критикой медицины, рассматриваемой как институт социального контроля.

Изначально медикализация выступала не нейтральным понятием, а скорее критическим, но с годами превратилась в описательную, а не оценочную категорию.

Появление термина «чрезмерная медикализация» показывает, что для многих исследователей сказать, что нечто-то было медикализировано, еще не означает ошибочности или неправильности произошедшего.

К многочисленным проявлениям медикализации можно отнести замену различных авторитетов медицинскими экспертами, переосмысление некоторых форм поведения, ранее считавшихся, например, грехами, как болезней, увеличение числа психических расстройств, рост потребления товаров для поддержания здоровья. Последний пример следует отнести и к другому социологическому явлению — фармацевтизации. Фармацевтизация понимается как часть следствий или как подкатегория медикализации. Этот термин описывает ситуацию, когда некое явление начинает рассматриваться не только как медицинская проблема, но как ситуация, требующая применения лекарственных препаратов. Неудивительно, что эффективный маркетинг и реклама со стороны фармацевтической промышленности, направленные на увеличение продаж лекарств, способствуют распространению медикализации. Поэтому фармацевтическая промышленность относится к основным факторам, подталкивающим медикализацию современного общества.

Действия компаний по производству лекарств ускоряют процессы фармацевтизации, но не являются ее главной или единственной причиной. Фармацевтическая промышленность работает в среде, которая уже медикализирована. Отношения между Big Pharma и медикализацией больше напоминают обратную связь, чем одностороннее влияние.

Фармацевтический маркетинг поощряет подход «таблетки — средство от всего», но общественная реальность, в которой здоровье считается одной из главных ценностей, формировалась не фармацевтическими компаниями.

Медикализация: pro et contra

Всё большее число форм поведения человека, его особенностей или проблем рассматриваются как медицинские, а не как социальные, политические, личные или религиозные вопросы. Это может вызывать и положительные, и отрицательные последствия. Эффекты, связанные с чрезмерной медикализацией, таковы:

Поскольку как потенциальный ущерб, так и выгода значительны, крайне важно разграничение оправданной и вредной чрезмерной медикализации. Однако это не так просто. В социологии и философии медицины тянется старый и непрекращающийся спор о правильных определениях болезни и здоровья.

Альтернативный, прагматический подход к данной проблеме — вместо того чтобы спорить, является ли некое состояние настоящей болезнью, следует тщательно оценить, стоит ли включать конкретное состояние в сферу интересов медицины и почему.

Такой подход основан на оценке и сравнении следующих моментов: вред, причиняемый медикализированным состоянием; адекватность, эффективность и безопасность медицинских решений; пределы социальных ожиданий в отношении нормализации поведения индивида. То есть проводится сравнение медикализации некоего явления с альтернативными способами его понимания.

Между тем именно фармацевтическая промышленность активно участвует в создании общественного и медицинского дискурса о здоровье. В интересах фарминдустрии, чтобы проблемы воспринимались как медицинские и непременно требующие использования лекарств. Индустрия влияет на восприятие определенных проблем и продвигает свои инструменты для их решения. Фармацевтический маркетинг и рекламу лекарств иногда даже обвиняют в том, что они «создают болезни» и заставляют здоровых людей думать, что они больны. Насколько обоснованы подобные обвинения?

В биоэтической литературе такой тип обвинений обычно обозначается как «торговля болезнями» или «брендинг болезней». «Торговлю болезнями» можно описать как «расширение диагностических границ болезни по соображениям экономической выгоды». Такое «расширение» редко заключается в буквальном создании или выдумывании новых, ненастоящих болезней. Тем не менее фармацевтическая промышленность готова прилагать немалые усилия для роста потребления лекарств, и некоторые манипуляции включают изменение нашего представления о болезнях с целью продвижения соответствующих препаратов.

Приведенные выше стратегии представляются разумными, хотя использованные примеры многим покажутся спорными. «Торговля болезнями» — это реальная проблема, но не стоит делать поспешных выводов, таких как «остеопороз не надо лечить» или «синдрома раздраженного кишечника не существует». Такой синдром известен, но польза от большинства предлагаемых вариантов лечения слабо доказана.

Облысение у мужчин является физически доброкачественным, хотя его всё чаще называют «болезнью» на основании утверждений о том, что оно якобы вызывает глубокие страдания. Сверхмедикализация облысения, по данным метаанализа 37 исследований, подтверждается тем, что большинство работ, вероятно, имели коммерческое влияние (78%), представляли облысение как болезнь (77%), проводились на необъективных выборках (68%) и пропагандировали продукты или услуги для роста волос (60%), упуская ограничения (68%).

Психологи считают, что необходимо бороться с медикализацией облысения и позволить мужчинам сделать осознанный выбор, делать им что-то со своей лысиной или нет.

Таким образом, облысение скорее косметический и эстетический вопрос, чем болезненное состояние.

В случае эректильной дисфункции, которая, несомненно, доставляет мужчинам дискомфорт, нормальная медикализация давно переходит в высшую, но не лучшую степень, превращаясь в фаллоцентризм и игнорируя естественное возрастное снижение либидо или психоэмоциональные причины, не требующие лекарственного вмешательства. Эта медикализация продвигается урологами, медицинской промышленностью, СМИ и предпринимателями. Несмотря на предоставляемые мужчинам явные преимущества, она обладает серьезными недостатками — в плане разочарования в обещанной идеальной эрекции и постулирования ложного универсализованного и биологизированного видения сексуального опыта. При этом отрицаются иные сексуальные интересы женщин, отличные от фаллоцентрического сексуального сценария. Кроме того, искусственно повышенный спрос на препараты для улучшения эрекции стимулирует предложение контрафактных средств — 25% таких препаратов в развивающихся странах и до 50% в некоторых африканских и азиатских регионах, часто несоответствующих требованиям безопасности, содержат вредные химические примеси и болезнетворные бактерии. По оценкам некоторых источников, рынок поддельных лекарств от эректильной дисфункции составляет от 75 до 200 млрд долларов США.

Медикализация женского тела и его естественных процессов — отдельный и еще более яркий феномен. Сегодня к болезненным состояниям практически приравнивают предменструальный синдром, менструацию, беременность, роды и менопаузу. Также медикализируются сексуальность, внешний вид и настроение. Если исходить из этого, то быть женщиной — уже болезнь. Женщинам назначается почти 70% всех лекарств, они посещают врачей в четыре раза чаще, чем мужчины. Так женщины на протяжении жизни становятся ключевым рынком для фармацевтических компаний.

В настоящее время состояние, которое считается болезнью или расстройством, определяется различными медицинскими органами в ходе сложного процесса оценки. Разработка и корректировка Международной статистической классификации болезней и проблем, связанных со здоровьем (МКБ), или Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам (DSM) — многолетняя задача, в которой участвуют ученые-эксперты со всего мира. И одного лишь конфликта интересов или рыночного давления, оказываемого на процесс оценки, недостаточно для безапелляционного отрицания этих документов.

Популяризация заболеваний, например путем создания маркетингового нарратива о некотором состоянии и его распространенности, часто происходит уже после того, как болезнь включена в официальную классификацию.

Синдром беспокойных ног некоторое время называли вымышленным или придуманным заболеванием, но начали продвигать через много лет после его появления в МКБ-9, чтобы повысить спрос на лекарства. Тем не менее, чтобы оценивать какой-либо пример медикализации, нужны объективные и достоверные данные о конкретном заболевании, которые не всегда легко получить.

Фармацевтическая промышленность располагает многочисленными инструментами, которые при неправильном использовании могут исказить представление о болезнях и их лечении. Сюда относятся торговые представители, маркетинг лекарств среди врачей, прямая реклама, контент в интернете, кампании по повышению осведомленности о болезнях, спонсируемые медицинские ассоциации и сообщества пациентов, лоббирование, астротурфинг (имитация общественной поддержки), целевое медицинское образование, спонсируемые исследования, медицинские конференции и проплачивание медицинских экспертов — авторитетных лидеров общественного мнения. Ради прибыли все эти инструменты используются для преувеличения эффективности и безопасности лекарств, поощрения их несанкционированного применения (назначение не по утвержденным показаниям), снижения порогов диагностики заболеваний или распространения непроверенных данных о встречаемости болезни. Как справедливо отметили американские исследователи, «одна рука — научные подразделения индустрии — упорно работает над открытием новых эффективных и безопасных лекарств. Затем другая рука — отделы маркетинга — превращает хорошие лекарства в плохие, расширяя их фактическое применение за пределы надлежащей доказательной базы».

Медикализация горя

Историк и философ Иван Иллич, один из первых социальных критиков современной медицины, в книге «Немезида медицины» однозначно осудил общую идею медикализации боли. По его мнению, рассматривая боль только как медицинскую проблему, мы тщетно пытаемся уйти от того факта, что страдание — неизбежная часть человеческого существования. В прошлом сообщества имели различные культурные, религиозные, философские представления о роли боли в жизни. В наши дни, благодаря медикализации боли, любое страдание стало бесполезным и бессмысленным, а единственным оружием против нее выступают обезболивающие препараты.

Поэтому в целом медикализация физической боли может служить примером хорошей медикализации. Однако это не означает, что любая медицинская или фармацевтическая реакция на каждый вид душевных страданий будет одинаково оправданной.

С другой стороны, медикализация горя, особенно когда лишь короткая продолжительность горя представляется нормальной, иногда считается примером чрезмерной медикализации. Согласно DSM-IV, людям, понесшим тяжелую утрату, подходил диагноз большое депрессивное расстройство только в том случае, если симптомы были «чрезмерно тяжелыми или продолжительными», где продолжительность определялась как «более двух месяцев после смерти <близкого человека>». В DSM-IV то, что называется длительным расстройством горя или стойким комплексным расстройством, связанным с тяжелой утратой, признавалось в качестве отдельного психического состояния. Однако ограничение длительной депрессии после смерти близкого человека как продолжающейся более двух месяцев — спорное. Сегодня длительное расстройство горя не признано как отдельное психическое состояние с четкими диагностическими критериями. В одиннадцатом пересмотре Международной классификации болезней (МКБ-11), которая вводится в действие с января 2022 года, для подтверждения диагноза депрессия установлен порог в шесть месяцев, который очевидно превышает ожидаемые культурные, социальные или религиозные нормы, имеющиеся в конкретной культуре и контексте, а в DSM-V — два месяца.

Диагностирование депрессии в ситуациях, когда человек испытывает горе, легко может стать навязываемым и служить продвижению соответствующих препаратов. Люди, которые лечат депрессию при помощи антидепрессантов, чаще сталкиваются с приступами депрессии в будущем, чем те, кто вообще не принимает лекарств, как показал метаанализ опубликованных исследований за почти 40 лет.

У пациентов с большим депрессивным расстройством, не принимающих лекарства, риск рецидива составляет 25%, в то время как у использующих антидепрессанты и затем прекращающих их прием риск достигает 42%. Так создается замкнутый круг из циклов назначения и отмены препаратов.

Возникает вопрос: есть ли смысл назначать лекарства тем, кто в них не нуждается, и вовлекать их в этот круговорот?

Сторонники медикализации горя согласны, что идеальных исследований, определяющих полный спектр нормальной депрессии и четких границ этого состояния, не проводилось. Эксперты считают, что вред, который может возникнуть, если обычное горе будет гипердиагностировано как БДР, меркнет по сравнению с вредом от пропуска диагноза большой депрессии. Учитывая, что завершенное самоубийство происходит в среднем примерно у 4% пациентов с БДР, гораздо больший вред будет нанесен пациентам, если побудить врачей исключать из категории БДР тех, у кого симптомы большой депрессии появились в течение двух месяцев после утраты близкого. Встречное обвинение к противникам медикализации — «нормализация» болезни.

Демедикализация горя не означает, что люди, которые долго пребывают в трауре, вообще не должны принимать антидепрессанты. Тем не менее медикализация тяжелой утраты в свете прагматического подхода считается спорной, поскольку причины страданий, связанных с горем, не являются медицинскими, а установление временных рамок для «нормального» горя может рассматриваться как чрезмерная стандартизация и патологизация индивидуального опыта.

Фармацевтический маркетинг, передозировки обезболивающими и продвижение «псевдозависимости»

Медикализация физической боли выступает примером «хорошей медикализации», и это означает, что боль справедливо вписывается в рамки медицины или лечится с помощью медицинского вмешательства. Однако это не значит, что каждая фармацевтическая реакция на любую физическую боль будет одинаково обоснованной: чтобы быть оправданной, она должна быть, помимо прочего, безопасной и эффективной по сравнению с имеющимися альтернативами. Лечение боли, вызванной, например, вывихом лодыжки, с помощью самых мощных обезболивающих средств не отвечает этим критериям.

Массовая реклама опиоидов в США в 1990-е годы привела к систематическому избыточному назначению сильнодействующих препаратов, что стимулировало кризис передозировки опиоидов — так называемую «опиоидную эпидемию». По данным Центров по контролю и профилактике заболеваний, с 1999 по 2019 год в США от передозировки рецептурными опиоидами умерло более 247 тысяч человек.

Этот всё еще не разрешившийся кризис здравоохранения имеет множество структурных причин, и фармацевтическая промышленность не единственная, кто виноват в нынешнем уровне смертности от передозировки (в настоящее время большинство смертей вызвано опиоидами, приобретенными на черном рынке). Однако после многочисленных судебных процессов, нескольких приговоров, признания вины и миллиардных штрафов уже хорошо задокументировано, что в маркетинговых стратегиях, используемых для продвижения некоторых опиоидных препаратов (например, OxyContin от компании Purdue Pharma или Subsys, продаваемый Insys Therapeutics), допускались многие из вышеупомянутых злоупотреблений. Среди них преувеличение эффективности и безопасности новых препаратов (в данном случае — утверждение, что опиоидные препараты вызывают меньшее привыкание, чем есть на самом деле) или поощрение назначений не по утвержденным показаниям (здесь — назначение препаратов, одобренных для лечения сильной боли при раке, для облегчения других, гораздо менее сильных видов боли). Для продвижения препаратов использовались многочисленные инструменты и стратегии: торговые представители фармацевтических компаний, спонсируемые организации пациентов, авторитетные лидеры общественного мнения и рекламные видеоролики, предназначенные для врачей и пациентов.

История маркетинга опиоидов служит интересным примером не только потому, что производители лекарств успешно стимулировали использование своих продуктов не по утвержденным показаниям, но и потому, что также пытались сформировать новое представление общественности и медицинского сообщества о лечении боли и зависимости от обезболивающих средств. Для этого некоторые производители лекарств занялись «раскруткой» нового медицинского состояния, названного псевдозависимостью.

По результатам обзора статей, посвященных псевдозависимости до 2013 года, почти в половине изученных работ, которые раскрывали финансовую поддержку (9 из 22), указана компания Purdue Pharma. Из 12 публикаций, которые поддерживали и подробно анализировали псевдозависимость как истинное клиническое явление, в четырех указана поддержка фармкомпаниями. Ни в одной из шести работ, где выражалось несогласие или ставилась под сомнение конструктивная валидность псевдозависимости, не отмечена поддержка со стороны фармацевтической промышленности. Таким образом, псевдозависимость не проверялась и не подтверждалась эмпирически. Несмотря на отсутствие доказательств, подтверждающих ее существование как диагностируемого клинического явления с объективными признаками и специфическими методами лечения, термин широко распространился в англоязычной медицинской литературе.

Очевидно, что для многих пациентов, умирающих, страдающих от невыносимой боли, устойчивой к другим препаратам, страх перед зависимостью не будет веской причиной для отказа от приема сильнодействующих препаратов. Всё же риск привыкания гораздо более актуален для людей с хронической умеренной болью. Между тем некоторые опиоиды рекламировались как идеальное решение для таких пациентов. Твердые заверения некоторых производителей фармпрепаратов о низком риске привыкания («менее 1%») основывались на слабом научном фундаменте и рассуждениях о «псевдозависимости».

Другая типичная стратегия «торговли болезнями», которая применялась в истории продвижения опиоидов, может быть обозначена как астротурфинг и «отмывание информации». Астротурфинг заключается в финансировании действий или организаций, которые выглядят как восходящие, низовые движения для продвижения спонсорских идей. В случае с производителями лекарств эта практика часто основывается на финансировании организаций пациентов, различного рода ассоциаций, кампаний по охране здоровья или веб-сайтов, которые продвигают нарратив компании о данном заболевании и его лечении, но не сообщают о своих спонсорах или финансирующих организациях. Доверие к таким источникам информации основано на их кажущейся независимости, хотя на самом деле они служат звеньями в цепи сложной маркетинговой стратегии. Границы между беспристрастной информацией и рекламой намеренно размываются.

Конечно, актуальными и часто опасными для жизни проблемами остаются движение против вакцинации или теории заговора, связанные с Big Pharma. Однако чрезмерная медикализация и нагнетание информационного фона вокруг состояний, которые не являются болезнями или не требуют немедленной фармакотерапии, — тоже реальные проблемы. Важным шагом к разрешению этой ситуации стало раскрытие спонсоров научных исследований и регулирование конфликта интересов. Но недооцененным остается то, как фармацевтическая промышленность влияет на общественный и научный дискурс о болезнях, а также как Big Pharma влияет на организации, принимающие решения по официальным классификациям болезней и руководствам по клинической практике, которые должны быть максимально объективны, независимы, беспристрастны и научно достоверны.

Бороться со стрессом лекарствами не имеет смысла, даже самый замкнутый коллега не страдает социофобией, а советская вялотекущая шизофрения была всего лишь выдумкой – все это примеры излишней медикализации, вредящей обществу в огромных масштабах.

Что такое медикализация

Медикализация – это расширение медициной своих границ: бытовые проблемы человека становятся предметом лечения, а обычные жизненные ситуации называют болезнями.

Такой «выход за рамки» может приносить пользу: до 17 века роды считались самым обычным явлением, ради которого не нужен был врач и тем более госпитализация. С развитием гинекологии, хирургии и гигиены, когда роды наконец-то стали частью медицинской системы, материнская смертность сократилась более чем в 20 раз.

Чем бывает опасна медикализация

Чаще всего объектами излишней медикализации становятся психические состояния.

В советское время был популярен диагноз «вялотекущая шизофрения». Главное отличие от обычной шизофрении – практически неограниченные возможности поставить такой диагноз любому человеку. Отклонениями от нормы можно было считать что угодно: шизофрениками признавали людей за любые кратковременные изменения личности, будь то депрессивный эпизод, приступ агрессии, истерики и т.п.

Похожая ситуация была с диагнозом «гомосексуальность». До медикализации это считалось грехом, а после – стало поводом для насильственного лечения. В лучшем случае гомосексуальных людей заставляли жить «нормальной» жизнью – жениться, рожать детей. В худшем – их лечили лоботомией и гормональной терапией.

В Третьем Рейхе карательная психиатрия стала частью государственной машины. Непригодными элементами признавали всех, кто не вписывался в представления о норме арийской расы. Стерилизации и эвтаназии подвергались те, кому был поставлен диагноз «замаскированное слабоумие» — широкий термин, под который можно было подогнать как алкоголика, так и коммуниста и демократа.

Есть ли медикализация сегодня

Раньше излишняя медикализация была инструментом для достижения политических или религиозных целей. Ее было просто применять в психиатрии лишь по той причине, что многие диагнозы нельзя зафиксировать объективно, а убедить общество и даже самих пациентов в необходимости лечения не так уж и сложно.

Яркий пример – социофобия. Ей страдают не более 1% людей, и столь редкое заболевание вряд ли было бы на слуху. Но в 1997 году американское Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA) включило этот недуг в показания к применению парокситина – антидепрессанта одной крупной фармацевтический организации.

Масштабная маркетинговая кампания, проводимая на средства этой организации, была направлена не на просвещение (хотя формально они позиционировали ее именно так), а на рекламу заболевания – чтобы убедить значительную часть общества в необходимости лечения того, чего у них никогда не было.

Производители уверяют, что без сверхдоз тех или иных витаминов наш организм будет постоянно страдать от заболеваний. В такие рекламные кампании ежегодно вкладываются огромные суммы – и мы на них уверенно ведёмся.

Та же ситуация сложилась со стрессом. Стресс – это реакция организма на любой раздражитель. Это необязательно что-то плохое, но всегда нечто новое. Толпа в утреннем автобусе – это не стресс, а привычная ситуация. Реальному стрессу городской житель практически не подвергается, поэтому когда в очередной раз вам попадется статья о пользе пищевой добавки для борьбы со стрессом, помните, что она вам не нужна.

Медикализация может быть полезна до той поры, пока она не становится инструментом в руках политиков или маркетологов. Из нее очень легко получить выгоду – у каждого человека есть слабое место, которое при желании можно превратить в серьезное отклонение и требующее срочного лечения заболевание.

В следующий раз мы расскажем подробнее о биохакерах из Кремниевой долины – самых больших любителях медикализации, из-за которых страдают обычные люди.

С заботой о вас и вашем здоровье,
Теледоктор24

Медикализация и фармацевтизация

Понятие медикализации вошло в литературу по медицинской социологии в 1970-х годах для определения «участия медицины в управлении обществом».

Одна из самых емких формулировок принадлежит американскому социологу Питеру Конраду: «определение проблемы в медицинских терминах, обычно как болезни или расстройства, или использование медицинского вмешательства для ее лечения».

Фармацевтизация — это термин, обозначающий «процесс, посредством которого социальные, поведенческие или телесные состояния лечатся или считаются требующими лечения или вмешательства с помощью фармацевтических препаратов врачами, пациентами или теми и другими».

Социологи изучали фармацевтику и фармацевтическую промышленность на протяжении многих лет, но только в 2000-х разработали концепцию, связанную с глобальными политическими, экономическими и медицинскими процессами.

Сам термин «фармацевтизация» ввел в антропологию Марк Нихтер в 1989 году.

Медикализация: pro et contra

Стратегии «торговцев болезнями» условно делятся на следующие:

• медикализация обычных состояний, как в случае с облысением;
• позиционирование легких симптомов как серьезных, например синдром раздраженного кишечника;
• рассматривание личных или социальных проблем как медицинских, как в случае с социофобией (только 12% молодых людей, назвавших себя застенчивыми, соответствуют критериям социофобии);
• составление представления о рисках как о самостоятельном заболеваний, к примеру, остеопороз предлагают лечить до появления симптомов, пользуясь онлайн-калькулятором;
• завышение распространенности для максимизации потенциальных рынков, как в случае с эректильной дисфункцией.

Медикализация горя

Аргументы Иллича довольно спорны, и, согласно прагматическому подходу к медикализации, в случае физической боли она вполне обоснована, потому что:

1) боль причиняет вред;

2) признание физической боли проблемой не является примером неоправданного ограничения разнообразия индивидов ради нормализации;

3) медицина предоставляет наиболее адекватные методы понимания физической боли и ее причин;

4) медикализация боли обеспечивает наиболее эффективные и безопасные методы облегчения страданий.

Поэтому в целом медикализация физической боли может служить примером хорошей медикализации. Однако это не означает, что любая медицинская или фармацевтическая реакция на каждый вид душевных страданий будет одинаково оправданной.

Медикализация нормального горя стигматизирует и принижает нормальность и достоинство боли, искажает предполагаемую экзистенциальную обработку потери и подвергает многих людей ненужному и потенциально вредному медикаментозному лечению.

Фармацевтический маркетинг, передозировки обезболивающими и продвижение «псевдозависимости»

Оригинальное понятие опиоидной псевдозависимости введено Дж. Дэвидом Хэддоксом и Дэвидом Вайсманом в описании клинического случая, опубликованном в журнале Pain в 1989 году.

Общая идея псевдозависимости заключается в том, что пациент, получающий лечение опиоидами и демонстрирующий симптомы зависимости или синдром отмены, на самом деле не является зависимым, но нуждается в более сильной дозе опиоидов.

Просто дайте больному еще немного наркотиков. В статье о псевдозависимости нет декларации о конфликте интересов, но один из авторов, Дэвид Хэддокс, в последующие годы сотрудничал с Purdue Pharma и был основным представителем компании по крайней мере с 2001 по 2018 год.

По факту до 40% получающих хроническую опиоидную терапию приобретают расстройство, связанное с употреблением рецептурных опиоидов, и большинство смертельных случаев передозировки приходится на пациентов, принимавших опиоидные препараты по медицинским показаниям.

Илья Чикунов

Источник.

.

Медикализация – это социальный процесс, посредством которого человеческий опыт или состояние культурно определяется как патологическое и, следовательно, поддается лечению как заболевание. Ожирение, алкоголизм, добавление наркотиков и секса, гиперактивность в детстве и сексуальное насилие – все это были определены как медицинские проблемы, которые, как следствие, все чаще упоминаются и лечатся врачами.

Исторический обзор

В 1970-х годах Томас Сас, Питер Конрад и Ирвинг Зола впервые применили термин «медикализация» для описания феномена использования фармацевтических препаратов для лечения психических расстройств, которые, очевидно, не были ни тем, ни другим. медицинский или биологический характер. Эти социологи полагали, что медикализация была попыткой высших властей вмешаться в жизнь обычных граждан.

Марксисты, такие как Висенте Наварро, продвинули эту концепцию на шаг вперед. Он и его коллеги полагали, что медикализация – это инструмент деспотичного капиталистического общества, стремящегося способствовать социальному и экономическому неравенству, маскируя основные причины болезней как некий яд, которому можно было бы химически противодействовать.

Но не обязательно быть марксистом, чтобы увидеть возможные экономические мотивы медикализации. В последующие годы медикализация стала, по сути, модным маркетинговым словом, которое позволило фармацевтическим компаниям извлечь выгоду из веры в то, что социальные проблемы можно решить с помощью лекарств. Сегодня существует лекарство практически от всего, что вас беспокоит. Не могу заснуть? Для этого есть таблетка. Ой, теперь ты слишком много спишь? Вот и еще одна таблетка. Беспокойный и беспокойный? Примите еще одну таблетку. Теперь ты слишком вялый днем? Что ж, ваш врач может назначить исправление для этого.

Заболевание

Проблема, похоже, в том, что большинство Эти лекарства на самом деле ничего не лечат. Они просто маскируют симптомы. Совсем недавно, в 2002 году, в Британском медицинском журнале была опубликована передовая статья, в которой коллег-медиков предупреждали о разжигании болезней или продаже болезней совершенно здоровым людям. Даже для тех, кто действительно болен, все еще существует большая опасность в рекламе психических расстройств или состояний как излечимых:

«Неправильная медикализация несет в себе опасность ненужных маркировка, неправильные решения о лечении, ятрогенные заболевания и экономические потери, а также альтернативные издержки, возникающие в результате отвлечения ресурсов от лечения или предотвращения более серьезных заболеваний “.

За счет общественного прогресса, особенно в установлении здорового образа мыслей и понимания условий, мы получаем временные решения для долговременных личных проблем.

Плюсы

Безусловно, это спорная тема. С одной стороны, медицина – это не статичная практика, а наука всегда меняется.. Например, сотни лет назад мы не знали, что многие болезни вызываются микробами, а не «плохим воздухом». В современном обществе медикализация может быть мотивирована рядом факторов, в том числе новыми доказательствами или медицинскими наблюдениями о психических или поведенческих состояниях, а также развитием новых медицинских технологий, методов лечения и лекарств. Общество тоже играет роль. Насколько это было бы вредно для алкоголиков, например, если бы мы по-прежнему считали их пристрастия моральными недостатками, а не сложным сочетанием различных психологических и биологических факторов?

Минусы

Опять же, оппоненты отмечают, что зачастую лечение не излечивает недуг, а просто маскирует его первопричины. А в некоторых случаях медикализация на самом деле решает проблему, которой не существует. Действительно ли наши маленькие дети страдают от гиперактивности или «синдрома дефицита внимания» или они просто дети ?

А как насчет нынешней тенденции без глютена? Наука говорит нам, что истинная непереносимость глютена, известная как глютеновая болезнь, на самом деле встречается очень редко и затрагивает лишь около 1 процента населения. Но существует огромный рынок безглютеновых продуктов и добавок, ориентированных не только на тех, у кого действительно была диагностирована болезнь, но и на людей, которые ставят диагноз самостоятельно, и чье поведение на самом деле может быть более вредным для их здоровья, поскольку многие продукты в глютене содержат необходимые питательные вещества.

В таком случае, как потребители и пациенты, врачи и ученые, важно, чтобы мы все работали над тем, чтобы определить, без предубеждений, психические состояния, соответствующие человеческому опыту, и те, которые следует лечить с помощью медицинских достижений современных технологий.

Медикализация или медикализация (см. Различия в написании ) — это процесс, посредством которого человеческие состояния и проблемы определяются и рассматриваются как медицинские состояния и, таким образом, становятся предметом медицинского исследования, диагностики, профилактики или лечения. Медикализация может быть вызвана новыми доказательствами или гипотезами об условиях; изменяя социальные установки или экономические соображения; или путем разработки новых лекарств или методов лечения.

Медикализация изучается с социологической точки зрения с точки зрения роли и силы профессионалов, пациентов и корпораций, а также с точки зрения ее последствий для обычных людей, чья самоидентификация и жизненные решения могут зависят от преобладающих представлений о здоровье и болезни. Когда состояние классифицируется как медицинское, вместо социальной модели используется медицинская модель инвалидности. Медикализация также может быть названа «патологизацией » или (уничижительно) «распространением болезней ». Поскольку медикализация — это социальный процесс, в результате которого состояние становится медицинской болезнью, требующей лечения, медикализация может рассматриваться как благо для человеческого общества. Согласно этой точке зрения, идентификация состояния как заболевания приведет к лечению определенных симптомов и состояний, что улучшит общее качество жизни.

Содержание

• 1 Разработка концепции
• 2 Специалисты, пациенты, корпорации и общество
• 3 Области
• 4 См. Также
• 5 Ссылки
• 6 Дополнительная литература

Разработка концепция

Концепция медикализации была разработана социологами для объяснения того, как медицинские знания применяются к поведению, которое само по себе не является медицинским или биологическим. Термин «медикализация» вошел в социологическую литературу в 1970-е годы в работах Ирвинга Зола, Питера Конрада и Томаса Саса, а также других. Согласно книге д-ра Касселла «Природа страдания и цели медицины» (2004), расширение медицинского социального контроля оправдывается как средство объяснения отклонений. Эти социологи рассматривали медикализацию как форму социального контроля, при которой медицинский авторитет распространился на сферы повседневного существования, и они отвергли медикализацию во имя освобождения. Эта критика нашла отражение в таких работах, как «Открытие гиперкинеза: заметки о медикализации отклонений», опубликованных в 1973 г. (гиперкинез был термином, который тогда использовался для описания того, что мы теперь можем назвать СДВГ ). Тем не менее, опиум использовался для умиротворения детей в Древнем Египте до 2000 года до нашей эры.

Эти социологи не считали медикализацию новым явлением, утверждая, что медицинские авторитеты всегда были озабочены социальным поведением и традиционно функционировали как агенты социального контроля (Foucault, 1965; Szasz, 1970; Rosen). Однако эти авторы придерживались мнения, что все более сложные технологии расширили потенциальные возможности медикализации как формы социального контроля, особенно с точки зрения «психотехнологии» (Chorover, 1973).

В книге 1975 года «Пределы медицины: Немезида медицины» (1975) Иван Иллич предложил одно из первых применений термина «медикализация». Философ Иллич утверждал, что медицинская профессия вредит людям посредством ятрогенеза, процесса, при котором болезни и социальные проблемы увеличиваются из-за медицинского вмешательства. Иллич видел, что ятрогенез протекает на трех уровнях: клинический, включающий серьезные побочные эффекты, хуже, чем исходное состояние; социальный, при котором широкая публика становится послушной и полагается на медицинскую профессию, чтобы справиться с жизнью в своем обществе; и структурный, посредством которого идея старения и смерти как медицинских болезней эффективно «медикализировала» человеческую жизнь и оставляла людей и общества менее способными справляться с этими «естественными» процессами.

Концепция медикализации совпадала с некоторыми аспектами феминистского движения 1970-х годов. Критики, такие как Ehrenreich и Инглиш (1978), утверждали, что медицинские работники, в основном мужчины, обрабатывают женские тела. Менструация и беременность стали рассматриваться как медицинские проблемы, требующие вмешательства, такого как гистерэктомия.

Марксисты, такие как Висенте Наварро (1980), связали медикализацию с деспотическим капиталистическим обществом. Они утверждали, что медицина скрывает первопричины болезней, такие как социальное неравенство и бедность, а вместо этого представляет здоровье как отдельную проблему. Другие исследовали силу и престиж медицинской профессии, включая использование терминологии для мистификации и профессиональных правил для исключения или подчинения других.

Тьяго Коррейя (2017) предлагает альтернативный взгляд на медикализацию. Он утверждает, что медикализацию необходимо отделить от биомедицины, чтобы преодолеть большую часть критики, с которой она сталкивается, и защитить ее ценность в современных социологических дебатах. Основываясь на герменевтическом взгляде Гадамера на медицину, он сосредотачивается на общих чертах медицины, независимо от эмпирических различий во времени и пространстве. Медикализация и социальный контроль рассматриваются как отдельные аналитические измерения, которые на практике могут совпадать, а могут и не совпадать. Коррейя утверждает, что идея «делать вещи медицинскими» должна включать все формы медицинских знаний в глобальном обществе, а не только те формы, которые связаны с устоявшимися (био) медицинскими профессиями. Взгляд на «знания», выходящий за рамки профессиональных границ, может помочь нам понять множество способов, которыми медикализация может существовать в разные времена и в разных обществах, и позволить современным обществам избежать таких ловушек, как «демедикализация» (через поворот к дополнительная и альтернативная медицина ) с одной стороны, или чрезмерно быстрое и нерегулируемое внедрение биомедицинской медицины в незападных обществах, с другой. Задача состоит в том, чтобы определить, какие медицинские знания существуют и как они используются для медикализации поведения и симптомов.

Профессионалы, пациенты, корпорации и общество

Несколько десятилетий определение медикализации затруднено хотя бы по той причине, что этот термин так широко используется. Многие современные критики позиционируют фармацевтические компании в пространстве, которое когда-то занимали врачи, как предполагаемые катализаторы медикализации. Такие заголовки, как «Создание болезни» или «Секс, наркотики и маркетинг» критикуют фармацевтическую промышленность за то, что она переводит повседневные проблемы в сферу профессиональной биомедицины. В то же время другие отвергают как неправдоподобные любые предположения о том, что общество отвергает наркотики или фармацевтические компании, и подчеркивают, что те же препараты, которые якобы используются для лечения отклонений от социальные нормы также помогают многим людям жить своей жизнью. Даже ученые, критикующие общественное значение использования фирменных лекарств, обычно остаются открытыми для лечебного эффекта этих лекарств — в отличие от прежних призывов к революции против биомедицинского истеблишмента. Во многих кругах упор делается на «чрезмерную медицину», а не на «медикализацию» как таковую.

Другие, однако, утверждают, что на практике процесс медикализации имеет тенденцию лишать субъектов их социального контекста, поэтому их начинают понимать в терминах преобладающей биомедицинской идеологии, что приводит к игнорирование всеобъемлющих социальных причин, таких как неравное распределение власти и ресурсов. Серия публикаций Mens Sana Monographs посвящена медицине как корпоративному капиталистическому предприятию.

Разговор между врачом и пациентом

Роль врача в этом современном понятии медикализации также сложна. С одной стороны, врач остается авторитетной фигурой, прописывающей фармацевтические препараты пациентам. Однако в некоторых странах, например в США, повсеместная реклама, направленная непосредственно потребителю, побуждает пациентов запрашивать определенные лекарства по названию, тем самым создавая диалог между потребителем и фармацевтической компанией, который угрожает исключить врача. петли. Кроме того, широко распространено беспокойство относительно степени фармацевтического маркетинга, направленного непосредственно врачам и другим специалистам в области здравоохранения. Примерами такого прямого маркетинга являются визиты продавцов, финансирование журналов, учебных курсов или конференций, стимулы для назначения лекарств и регулярное предоставление «информации», написанной фармацевтической компанией.

Роль пациентов в этой экономике также изменилась. Когда-то считавшиеся пассивными жертвами медикализации, пациенты теперь могут занимать активные должности защитников, потребителей или даже проводников перемен.

Противоположностью медикализации является процесс парамедикализации, когда человеческие условия привлекают внимание альтернативной медицины, традиционной медицины или любого из многочисленные немедицинские подходы к здоровью. Медикализация и парамедикализация иногда могут быть противоречивыми и противоречивыми, но они также поддерживают и укрепляют друг друга, поскольку оба гарантируют, что вопросы здоровья и болезни остаются в центре внимания при определении условий и проблем человека.

Области

В редакционной статье 2002 года в British Medical Journal содержится предупреждение о несоответствующей медикализации, ведущей к разжиганию болезней, где границы определения болезней расширены и включают личные проблемы поскольку подчеркиваются медицинские проблемы или риски заболеваний, чтобы расширить рынок лекарств. Авторы отметили:

Несоответствующая медикализация несет в себе опасность ненужной маркировки, неправильных решений по лечению, ятрогенных заболеваний и экономических потерь, а также альтернативных издержек, которые возникают, когда ресурсы отвлекаются от лечения или предотвращения более серьезных заболеваний. На более глубоком уровне это может помочь подпитывать нездоровые одержимости здоровьем, затемнять или мистифицировать социологические или политические объяснения проблем со здоровьем и фокусировать чрезмерное внимание на фармакологических, индивидуализированных или приватизированных решениях.

В течение многих лет маргинальные психиатры (такие как Питер Бреггин, Паула Каплан, Томас Сас ) и сторонние критики (такие как Стюарт А. Кирк ) «обвиняют психиатрию в участие в систематической медикализации нормальности «. Совсем недавно эти опасения исходили от инсайдеров, которые работали и продвигали Американскую психиатрическую ассоциацию (например, Роберт Спитцер, Аллен Фрэнсис ).

Бенджамин Раш, отец американской психиатрии утверждал, что у чернокожих людей черная кожа, потому что они болеют наследственной проказой. Следовательно, он считал витилиго «спонтанным лекарством».

Согласно Франко Басалья и его последователи, подход которых указывал на роль психиатрических учреждений в контроле и медикализации девиантного поведения и социальных проблем, психиатрия используется в качестве источника научной поддержки для социального контроля существующему истеблишменту и последующим стандарты девиации и нормальности привели к репрессивным взглядам отдельных социальных групп. Как давно утверждали ученые, правительственные и медицинские учреждения кодируют угрозы власти как психические заболевания во время политических беспорядков.

пандемия ВИЧ / СПИДа а якобы вызвал с 1980-х годов «глубокую ремедикализацию сексуальности ». Диагноз предменструального дисфорического расстройства вызвал некоторые споры, и психолог Пегги Кляйнплац раскритиковала этот диагноз как медикализацию нормального человеческого поведения, которое произошло при флуоксетине ( также известный как прозак) переупаковывался как терапия PMDD под торговой маркой Sarafem. Хотя этому уделялось меньше внимания, утверждается, что маскулинность также столкнулась с медикализацией, считаясь вредной для здоровья и требующей регулирования или улучшения с помощью лекарств, технологий или терапии.

По словам Киттри, ряд явлений, считающихся «девиантными», таких как алкоголизм, наркомания, проституция, педофилия и мастурбация («злоупотребление собой») изначально считались моральными, затем юридическими, а теперь и медицинскими проблемами. Бесчисленное множество других состояний, таких как ожирение, курение сигарет, притворство на призыве, холостяцкая жизнь, развод, нежелательная беременность, клептомания и горе, были объявлены болезнью медицинскими и психиатрическими властями, имеющими безупречный институциональный статус. Из-за этих представлений специфические извращенцы подвергались моральному, затем юридическому, а теперь и медицинскому режиму социального контроля. Точно так же Конрад и Шнайдер завершили свой обзор медикализации девиантности, выделив три основные парадигмы, которые преобладали над обозначениями девиантности в разные исторические периоды: девиантность как грех; девиантность как преступление; и девиантность как болезнь.

По словам Майка Фицпатрика, сопротивление медикализации было общей темой движений за освобождение геев, антипсихиатрии и феминистских движений. 1970-х годов, но сейчас фактически нет сопротивления продвижению государственного вмешательства в образ жизни, если это считается оправданным с точки зрения общественного здравоохранения. Более того, давление в пользу медикализации исходит также от самого общества. Феминистки, которые когда-то считали вмешательство государства репрессивным и патриархальным, теперь требуют более принудительных и навязчивых мер для борьбы с жестоким обращением с детьми и домашним насилием.

Согласно Томасу Сасу, «терапевтическое состояние поглощает все человеческое на кажущейся рациональной основе, что ничто не выходит за рамки области здоровья и медицины, точно так же, как теологическое государство поглотило все человеческое на совершенно рациональной основе, что ничто не выходит за рамки области Бога и религии «.

См. Также

• Портал общества

• Интервенционизм (медицина)
• Медицинская модель
• Социология здоровья и болезни

Ссылки

Дополнительная литература

• Конрад, Питер (2007). Медикализация общества: преобразование человеческих состояний в излечимые заболевания. Издательство Университета Джона Хопкинса. ISBN 9780801892349 .
• Хорвиц, Аллан и Уэйкфилд, Джером (2007). Утрата печали: как психиатрия превратила нормальную печаль в депрессивное расстройство. Oxford University Press.
• Лейн, Кристофер (2007). Застенчивость: как нормальное поведение превратилось в болезнь. Издательство Йельского университета.
• Иван Ильич (июль 1975 г.). «Медикализация жизни». Журнал медицинской этики. 1(2): 73–77. doi : 10.1136 / jme.1.2.73. PMC 1154458. PMID 809583.
• Джамуль, Марк (февраль 2015 г.). «Четвертичная профилактика, ответ семейных врачей на чрезмерную медицину» (PDF). Международный журнал политики и менеджмента в области здравоохранения. 4 (2): 61–64. doi : 10.15171 / ijhpm.2015.24. PMC 4322627. PMID 25674569.
• Хэтч, Энтони Райан (2019).. Миннесота: University of Minnesota Press. С. 184 стр. ISBN 978-1517907433 . OCLC 1097608624.