Электроколяски Романа Аранина управляются с помощью джойстиков, ездят по лестницам и разворачиваются на месте, как танки.
В 2004 году бывший лётчик и предприниматель Роман Аранин сломал позвоночник, упав с параплана. Аранина полностью парализовало, начиная с шеи. Обычные коляски ему не подходили, так как они требовали ручного управления.
Тогда друг спроектировал для предпринимателя электрическую коляску с управлением при помощи джойстика. Чтобы на коляске можно было подниматься по лестницам, инженер добавил в механизм гироскоп и особую поворотную систему — как у танков.
Аранин опубликовал видео с коляской, и ему стали приходить письма от людей, которые хотели бы её купить. Тогда предприниматель решил открыть производство инвалидных колясок-вездеходов Observer.
Сейчас выручка компании доходит до 73 млн рублей в год, а в 2018 году Observer стала поставщиком колясок для Фонда социального страхования.
Редакция vc.ru поговорила с Романом Араниным о социальном предпринимательстве, найме сотрудников с инвалидностью и организации доступной среды в городах.
Работа пилотом и бизнес в девяностые годы
Папа был лётчиком, я всё детство провёл в военных городках — я даже не представлял, что можно быть кем-то ещё, и пошёл в лётное училище.
Самое моё яркое воспоминание из работы пилотом — как быстро ракета долетает до броневика, когда нажимаешь на кнопку пуска. Как дартс — секунда — и попадание в цель.
Впервые я попробовал себя в предпринимательстве, когда учился в Харьковском лётном училище. Тогда уже начался товарный дефицит, были проблемы с полётами, с керосином. Даже обычный сахар было тяжело достать. Сейчас в это верится с трудом — моя младшая дочь всегда удивляется рассказам про девяностые.
Мы с товарищем купили восемь мешков сахара, оформили командировочное удостоверение и поехали в Москву его перепродавать. Это были мои первые «шальные» деньги — было очень приятно, это как если бы я сейчас миллион долларов заработал.
В девяностые я занимался оптовыми поставками игрушек в Алма-Ате — был самым крупным оптовиком в городе. Правда, людям тогда было не до игрушек, и продажи шли не слишком хорошо.
Помню, приезжаешь на казахскую таможню, десятки грузовиков дожидаются своей очереди, и тебе нужно стоять чуть ли не со стволом в руке — чтобы товар не разворовали.
Роман Аранин
Тогда всё своеобразно решалось: отводишь таможенника за угол и торгуешься с ним. Говоришь ему: «Ага (это по-казахски уважаемый), в этот раз машин много, целых шесть. Давай не по $5000 с машины, а по $4000». Он мнётся, цокает, а потом соглашается и говорит: «Ладно, положи $25 тысяч вот на то колесо».
Вести бизнес в девяностые было круто. Это как открывать Америку или Австралию — плывёшь в неизвестном направлении, туда, где до тебя ещё никого не было. Ведёшь грузовик до Кульжди (городской уезд в Китае, из которого экспортировались товары — vc.ru), о которой до тебя в России никто толком и не слышал.
Это было действительно приключение. Бандиты, рэкет — это всё было на третьем плане, всегда удавалось как-то решать или избегать.
Роман Аранин
Казахстан в этом плане не самый плохой вариант. Все знали: если кто-то кого-то «кинул», то придут джигиты, и справедливость восторжествует.
Сейчас от Алма-Аты в Урумчи можно доехать часов за пять. Тогда нужно было ехать три дня по просёлочным тропам в горах. Две машины разъехаться уже не могут. Грузовик перегружен и шатается из стороны в сторону, шофёр едет третьи сутки и уже засыпает — а сбоку скалы и обрыв.
Я переехал в Калининград после родителей — навещал их, и мне там понравилось. В Алма-Ате вечером приходилось ходить по улицам с газовым пистолетом, а в Калининграде в 12 часов ночи молодые девчонки спокойно гуляли по набережной.
Сначала пытался заниматься продажей игрушек, как в Казахстане, но дела не шли.
Мамы хватали детей на руки и ворчали: «На пиво денег не хватает, какие могут быть игрушки».
Роман Аранин
Потом решили импортировать товары для дома из Европы. Нашли обойную фабрику рядом с Польшей и открыли хозяйственный магазин.
Авария и реабилитация
Когда я только переехал, я не понимал, чем заняться в Калининграде: гор нет, на лыжах не покатаешься, альпинизмом не займёшься. Как-то проезжал мимо залива на машине, а меня обогнал виндсёрфер. Я залюбовался и решил, что это классная тема.
Привёз с немецкой помойки какие-то трофейные сёрфы, попробовал, и мне очень понравилось.
Роман Аранин
Как-то ко мне приехал товарищ по лётному училищу из Липецка и привёз с собой параплан. Мы с ним полетали, и я тоже загорелся. Стал пробовать летать с мотором. Так даже интереснее, чем на самолёте, — летишь, под тобой только твои ноги, больше ничего нет.
Под Калининградом в посёлке Донское есть утёс высотой в 80 метров и длиной в шесть километров. Встаёшь на самый край, делаешь шаг вперёд и можешь летать три-четыре часа — пока не надоест.
Когда долго летаешь, тебе уже начинает надоедать место. Ещё мне не нравилось то, что летать можно только в определённую погоду — когда ясно и ветрено. Казалось очевидным, что нужно купить мотор и летать где хочешь и когда хочешь.
Мотор я купил, но по-хорошему нужно было куда-то ещё поехать и поучиться, а я этого не сделал. Ещё мне очень важно делиться своими впечатлениями с родными, с друзьями, с любимой. Поэтому я купил мощный мотор, который может потянуть сразу двух человек. Продавцы предупреждали меня, что стоит выбрать что-нибудь попроще, но я их тогда не послушал.
Помимо этого, я ещё и поставил самый большой винт. Двигатель в результате был почти авиационный, как у небольших самолётов. И если слишком сильно нажать, то параплан разворачивается на 180 градусов.
Я летал не в том месте, не в ту погоду и не с тем настроением.
Роман Аранин
Попал в нисходящий поток, а когда начал падать на провода, то в панике зажал гашетку (спусковой механизм — vc.ru) — и меня резко развернуло. Я эту гашетку до земли так и держал.
Если бы я не запаниковал и отпустил её, то всё бы было хорошо. У меня даже синяков не было, просто перерубило шею на уровне четвёртого позвонка.
Мои друзья-американцы как-то меня научили, что если на проблему взглянуть как на приключение, то она им и становится. Где ещё такое приключение найти? Половину жизни прожил на ногах, в другом теле — а потом бам, и ты морской котик, лежащий на берегу. Если с юмором на это смотреть, то получается терпимо.
Это не значит, что мне бы не хотелось предотвратить эту ситуацию. Знай я тогда, я бы подстелил соломку — как минимум поучился бы у хорошего инструктора.
У здоровых ног есть свои прелести. Я же не только ходить не могу, там ещё много более интимных нюансов. Остаётся чувствительность только в ушах и шее — это, конечно, большой минус.
«1+1» — хороший фильм. Обязательно снимем свой такой.
Роман Аранин
Я постепенно записываю прикольные моменты из жизни, собираю материал для него.
На реабилитацию после падения у меня ушло шесть лет. А ведь когда меня только привезли в больницу, я думал: ладно, два месяца летать не буду. В реальности если от головы к телу перерубить нерв, то так легко не отделаться.
Знакомый айтишник поставил мне на компьютер программу, чтобы набирать текст по буквам. Я упорно тренировался и лечился, но когда делаешь одно и то же целыми днями, это надоедает и выматывает.
У всех разные критерии счастья и успешности. Для меня это в первую очередь эффективность. Если заниматься только реабилитацией, то ты по определению неэффективен, в твоём мире ничего не происходит, ничего не меняется.
Поэтому сначала я вернулся в старый бизнес — но родные уже научились управляться с ним сами. Бизнес шёл немного иначе, чем я себе представлял, и я решил не вмешиваться — пускай плывёт как плывёт.
Observer
Затем для меня разработали вездеходную электроколяску. Мой друг-инженер Борис Ефимов выточил для неё дуги, поставил сиденье и мотор. Под сиденье установили гироскоп, который отслеживал положение коляски в пространстве. За счёт него на коляске можно передвигаться хоть по булыжникам — получается почти внедорожник.
Мы устраивали фотосессию с Игорем Камаевым, и он для эффектности загнал нас на лестницу — чтобы я там стоял сверху. А коляска взяла и резко поехала вниз. В результате мы сняли ролик и опубликовали его на YouTube. Он разошёлся в сети, и на мою коляску сразу пошли запросы.
Мне как бизнесмену стало понятно, что это может быть интересно, и мы с Борисом запустили производство. Я занял €10 тысяч у друзей по лётному училищу, и это был весь наш стартовый капитал. На них мы купили обычные коляски и установили механизмы для переноса центра тяжести.
Дальше мы финансировали производство в основном из предоплаты, а потом реинвестировали прибыль — государственных грантов никогда не получали.
Поначалу работали втроём с Борисом и моим помощником. Тяжелее всего было искать сотрудников-инженеров. Сейчас на фабрике их трое: Борис Ефимов, Саша Швебель и Глеб Хеленюк.
Саша Швебель до этого работал на судостроительном заводе «Янтарь» и преподавал программирование станков. Мы его несколько раз привлекали для того, чтобы он запрограммировал наш фрезер. Как-то он пришёл и сказал: «Ребят, а давайте я к вам». С тех пор и работаем вместе.
Я два года подряд его дёргал: «Саш, помоги меня переложить, пересадить». А потом это заметил Борис и одёрнул меня, что ему тяжело. Я тогда знал только, что он бывший сапёр, и ему ещё в глаз осколок попал. А оказалось, что у него нет ноги.
Это к вопросу «особенного отношения к инвалидам». У меня есть перед глазами другой пример: у человека нет стопы, и он сделал из этого целую театральную историю инвалидности. Ведь ему даже коляска не положена на самом деле. А Саша два года отработал на заводе, и я даже не догадывался, что у него ноги нет.
Если человек инженер от бога, то ему любое производство даётся. Например, Борис — морской пехотинец, который учился только ремонту медицинского оборудования. Помню, в десятом классе мы с ним стали шить штаны. А через полгода к нему уже приходила мама, которая всю жизнь занималась шитьём на заказ и просила заоверлочить ткань — так аккуратно у него это получалось.
У Саши военно-инженерное образование, он был сапёром и начальником штаба. У меня тоже военно-инженерная подготовка. Глеб закончил техникум при заводе «Янтарь» — а сейчас на фрезерном станке делает пресс-формы, которые раньше приходилось заказывать в Германии.
Стараемся потихоньку учиться сами и подсматриваем какие-то вещи у европейских партнёров. У нас сейчас 17 контрактов: с датчанами, шведами, немцами. Четырежды ездили на обучение в Англию. Теперь можем на заказ сделать коляску, которая будет управляться дыханием, моментом головы, подбородком — чем угодно.
На Западе у нас практически нет аналогов. Есть финская коляска такого же плана, но она задумана для того, чтобы выехать за город, в лес, по горам. Но российскую специфику она не учитывает: такая коляска не проходит ни в одну дверь. У нашей коляски ширина 70 сантиметров. Ещё на ней можно на месте, «по-танковому», развернуться на 180 градусов — и за счёт этого повернуть между лестничными пролётами.
Западным производителям не нужны такие коляски: везде уже обустроена доступная среда.
Рассекать по лестницам или по пандусу под углом в 35 градусов — это чисто российская история.
Роман Аранин
Мы продали несколько колясок-вездеходов в Новую Зеландию, но там они сдаются в прокат для прогулок по пляжу. Был ещё покупатель из Германии, который приобрёл коляску, чтобы ездить в горы.
Рынок для бюджетных инвалидных колясок огромен: по нашим подсчётам, до 10 тысяч штук в год. Средняя цена коляски — 100 тысяч рублей. Получается, что объём рынка около миллиарда рублей, а почти все коляски на нём импортные: китайские, голландские, немецкие и шведские.
Мы сейчас разрабатываем коляску «Observer Стандарт», которая полностью складывается, разбирается и входит в багажник небольшого автомобиля. Самая тяжёлая часть коляски весит тридцать килограммов — чтобы её легко мог поднять даже один человек.
Резину закупаем в Китае — дешевле китайцев покрышки никто не делает. Электроника английская, потому что на ней экономить нельзя. Мотор немецкий — разгоняется до 8 км/час.
К 2021 году рассчитываем выйти на производство в 2500 колясок в год — тогда будем делать моторы-редукторы сами. А пока это нерентабельно.
Подготовили франшизу для ремонта инвалидных колясок и собираемся начать её продавать в этом году. Но я в последнее время ей не занимаюсь: с головой ушёл в производство. Не ожидал, что производство — это так сложно: каждый день новое приключение, прямо как в те самые девяностые.
Ещё многие вещи осталось оптимизировать. Например, для колясок «Максимус», которых мы производим 60-70 штук в год, сварить раму за четыре дня — это не проблема. Но на массовое производство так не выйдешь. Теперь поставили робота-сварщика, который варит раму за пятнадцать минут вместо дня работы — а швы получаются качественнее.
Если делать дырку на сверлильном станке, то это занимает три-четыре минуты и по себестоимости выходит в десять-пятнадцать рублей. А если делать то же отверстие на кондукторно-фрезерном станке, то это занимает секунду и стоит пять копеек.
Сейчас на производстве работает 27 человек, восемь из которых колясочники. В предубеждениях против работы с инвалидами есть какая-то доля правды, потому что в кризис и так не слишком много позитивных людей. А представьте ещё, что у человека нет руки или ноги или спина сломана — тогда у него есть объективные причины, чтобы быть несчастным. А несчастные люди не слишком настроены на труд.
Но мы стараемся находить живых, позитивных, трудоспособных людей, которые хотят что-то менять и зарабатывать деньги. Наши ребята молодцы: c ними приятно и дела делать, и общаться. В моём бизнесе у колясочников точно есть преимущество: покупатели испытывают к ним больше доверия.
Возьмём бухгалтера или программиста. Чем бухгалтер в коляске хуже бухгалтера без неё? Руки есть, голова есть, даже со своим «стулом на колёсиках» приходит — не нужно на лишнюю мебель тратиться.
Роман Аранин
Про компетентность — это не предубеждение, это на самом деле так. Раньше не было ни инклюзивного образования, ничего подобного. И да, многие люди остались без хорошего образования и приходят неподготовленными. Но если быть честным, то то же самое часто происходит и с сотрудниками на ногах.
Про государство и доступную среду
80% продаж колясок идёт через российский Фонд социального страхования, но чтобы не зависеть от одного источника финансирования, мы стараемся искать покупателей и за рубежом. В прошлом году продали три коляски в Англию и две в Испанию. Но это продажи конкретному покупателю.
Если говорить о массовых продажах, то нужно работать либо с государством, либо с дистрибьюторами в конкретной стране. Но для этого нужно сертифицировать модель коляски в ЕС — а мы регистрацию Росздравнадзора получаем уже больше года.
Но в Европе тоже с этим непросто — одни только испытания стоят около €16 тысяч. Постепенно движемся в этом направлении, но ориентируемся пока всё-таки на российский рынок. Коляски, которые делаем массово, в Европе особенно и не нужны — потому что там другая городская среда и другая специфика.
Продажа колясок Фонду социального страхования регулируется законом о госзакупках: вывешивается техническое задание, а дальше идёт аукцион нескольких игроков — кто дал нижнюю цену, тот и выигрывает. В этом году мы стали единственным поставщиком для ФСС и должны поставить 500 колясок.
Но пока мы не получили сертификацию Росздравнадзора, они не имеют права их закупать — поэтому с этим нужно срочно разобраться, чтобы заказ не сорвался.
За прошлый год мы продали сорок колясок-вездеходов «Максимус» — со стандартными мы тогда ещё только экспериментировали. В этом году мы пока продали 50 колясок «Стандарт» и рассчитываем ещё на 500.
Лучшим годом для бизнеса был 2016: тогда хорошо работала программа «Доступная среда», и выручка составила 73 млн рублей. 2017 год был послабее — программа начала сворачиваться, а мы активно переливали деньги из торговли в производство: покупку станков и комплектующих.
За социальную сферу во всём мире отвечает государство, но здесь могут быть разные схемы: например, в Швеции всё полностью делает правительство. В Германии государство только выставляет рамки и выделяет финансирование, а остальным занимается частный сектор.
Это правильный подход: если я занимаюсь определённым производством и зарабатываю на нём деньги — скорее всего, я разбираюсь лучше правительства.
Роман Аранин
У меня нет особенных проблем с бюрократией: можно написать губернатору, и он ответит в этот же день, можно написать министру труда и социальной защиты РФ — и он ответит на следующий. Мне грех жаловаться.
При этом у меня есть ощущение, что государства становится слишком много. С моей точки зрения, государство должно заниматься обороной, внешней политикой и, может быть, правопорядком. А бизнесом и социальной сферой должны заниматься частные лица.
Я уже четвёртый год вхожу в состав общественного совета при главе Калининграда. Мне всё время казалось, что это не слишком эффективный механизм и мы делаем недостаточно. А сейчас едешь по городу и понимаешь: всё неплохо, бордюры понижаются, появляются пандусы, строится доступное жильё.
Чтобы обустраивать доступную среду в регионах, нужно выстроить взаимодействие исполнительной власти и общественников. Я сейчас говорю не про всероссийское общество инвалидов — это на 95% мёртвая структура.
Коммунистическая партия Советского Союза умерла — а всероссийское общество инвалидов осталось.
Роман Аранин
Доступная среда — это даже не вопрос денег. Зачастую это про здравый смысл. Почему бы при очередном ремонте дороги не утопить бордюр так, чтобы на него могли заезжать коляски? Это не требует дополнительных затрат, это именно организационные вещи.
Помимо Observer и работы в городском совете я занимаюсь общественной организацией для инвалидов «Ковчег». Мы организовываем разные мероприятия для колясочников и традиционно боремся за доступную среду.
Например, мы проводим обучающие семинары для архитекторов и строителей, ищем интересных спикеров и объясняем: «Поставить два швеллера под 35 градусов — это ещё не доступная среда». Это история не только про инвалидов: нужно делать так, чтобы было удобно и мамам с колясками, и девушкам на каблуках, и всем остальным. Вот тогда можно будет честно говорить о доступной среде.
История калининградского бизнесмена Романа Аранина, создателя компании Observer, скорее похожа на новую «Повесть о настоящем человеке». Он из тех людей, которых принято называть крепкими, как сталь. Почти 10 лет назад успешный и добившийся почти всех поставленных в жизни целей предприниматель попал в страшную авиакатастрофу, которая разделила его жизнь на «до» и после». После нее Аранин навсегда остался прикованным к инвалидному креслу. У него не работают ни руки, ни ноги. Другой бы сломался, а Роман не просто выжил, а создал компанию, которая стала одним из мировых лидеров рынка высокотехнологичных инвалидных колясок. Несчастный случай, сделавший его самого инвалидом, дал возможность лучшей жизни тысячам других людей по всей Земле.
Как давно и почему вы начали заниматься инвалидными колясками?
В начале 2000-х сложилась такая ситуация, когда все, что не задумывалось, у меня с необыкновенной легкостью получалось. Все было по-настоящему очень хорошо. Но в то же время, я чувствовал себя, как загнанная лошадь, и даже несчастным. Приходил домой, падал, щелкал каналы и засыпал. Хотя жизнь была очень интенсивная: тут работаем, тут ныряем, тут летаем. Было ощущение, что ты уже все можешь, и тебе все легко. И мне кажется, что кто-то сверху посмотрел и сказал: а в такой ситуации тебе слабо? 8 августа 2004 года, я последний раз взлетел на параматоре, в результате серии роковых ошибок купол погас на высоте 30 метров. Центр тяжести находится там, где мотор, а он на спине. На нее я и упал. Все бы ничего, погасший купол все равно тормозит, но поперечина рамы двигателя была точно напротив шеи…
Я сломал позвоночник на высоком шейном уровне C4. По всем учебникам это мгновенная смерть. Поврежден спинной мозг, на том уровне где от него отходят нервные окончания, отвечающие за управление дыханием, так что даже не обижаюсь на врачей, которые 5 дней не делали операцию и только успокаивали жену, что она еще молодая и у нее все еще сложится. На пятый день, операцию сделал хирург приглашенный нами из Новокузнецка и сделал, как все говорят, шикарно, но время было упущено, и мое дальнейшее восстановление пошло совсем другими темпами, чем могло бы.
После травмы я мог только моргать и шевелить губами, стандартные инвалидные коляски приковывают к дому и вообще сделаны для «спинальников», у которых парализованы только ноги, а для «шейников», у которых работает только голова, обычные коляски вообще небезопасны. Вместе со своим другом и компаньоном инженером Борисом Ефимовым мы родили идею гироскопа под сидением, который бы удерживал его постоянно в горизонте, а потом начали производить коляски-вездеходы, на которых можно подниматься по лестницам, ездить по лесу и пляжу. Я оказался самым парализованным из всех парализованных. Есть, конечно, ребята, для которых мы сейчас делаем коляски с управлением подбородком, дыханием и т.д. Но большинство инвалидов могут самостоятельно принимать пищу, они способны крутить колеса коляски руками. Я ничего этого делать не могу. До сих пор все коляски были заточены под «спинальника», то есть человека, у которого работают руки. А для таких, как я (я управляю рукой только на уровне предплечья) ничего не производилось.
В молодости Роман Аранин был летчиком-испытателем
Каким бизнес-проектами вы занимались до этого?
До этого моим удачным бизнес-проектом явилось появление фирмы ООО «Р-Стайл», она давно зарекомендовала себя в Калининграде как ведущий в городе продавец, представляющий элитные обои и эксклюзивные настенные покрытия. И по сей день являюсь там генеральным директором. Это мой бизнес из прошлой жизни. Сейчас мой бизнес заключается в продвижении безбарьерной среды, и помощи инвалидам жить полной жизнью. Сейчас в нашей компании 15 работников, но это еще не предел.
В чем новизна, инновационость и отличие ваших колясок от других схожих продуктов?
Мы рассчитываем победить конкурентов и за счет цены: немецкому покупателю наша коляска Observer Maximus обойдется в $11 тыс., тогда как та же финская Four X стоит в Германии вдвое дороже. При этом механизм переноса центра тяжести у финской машины имеет ручное управление. Чтобы съехать вниз по склону, нужно предварительно нажать кнопку, переместить сиденье назад и только затем начать движение. Но когда сиденье отодвинуто назад, до джойстика попросту не каждый дотянется. Observer Maximus за счет встроенного акселерометра делает все это автоматически. Это уникальнoe конкурентное преимущество, аналогов на данный момент в мире нет. Рынка таких колясок тоже пока нет, он только формируется, причем формируем его мы, и это, пожалуй, намного комфортнее, чем «толкаться» на высоко конкурентных рынках.
С какими проблемами Вы столкнулись при открытии бизнеса по изготовлению инвалидных колясок?
С классическими. Как у всех, новый бизнес — это нехватка финансирования. Если бы не это, могли бы быть совсем другие темпы. Помимо этого, в виду того, что образование получил в военном летном училище, а не в нархозе, очень не хватает экономических знаний, которые приходится наверстывать уже сейчас. Ну и есть определенные сложности, когда ты в коляске и командуешь компьютером с помощью голоса.
Коляски Observer позволяют самостоятельно спуститься по лестнице
Как и где вы реализуете вашу продукцию? В какие регионы страны поставляете коляски?
По закону государство компенсирует инвалидам покупку любой коляски. Человек с ограниченными возможностями может попросить региональное отделение Фонда социального страхования провести тендер специально для него. Для этого инвалиду нужно обосновать, что ему нужна именно максимально мобильная коляска (к примеру, он живет на третьем этаже в доме без лифта). Человек может купить коляску и самостоятельно, но в этом случае ему вернут только часть денег – чуть больше $2 тыс. Нашими клиентами являются непосредственно сами инвалиды, также их родственники, а еще много организаций. Это аптеки, строительные компании, музеи, аэропорты, детские учреждения, школы и многие другие. Поставку техники осуществляем во все регионы, с помощью различных транспортных организаций, а иногда и сами лично привозим.
Также у нас есть техники, которые проводят установку этого оборудования. Наши специалисты проводят инструктаж по использованию определенной техники, к каждому техническому средству прилагается подробная инструкция по эксплуатации.
Вы говорите, что в последнее время отношение государства к инвалидам изменилось в лучшую сторону. В чем это выражается?
5 — 6 лет назад кресло-коляска с электроприводом была недоступный мечтой для инвалида, были только бывшие в употреблении из Германии. Сейчас на инвалидов выделяются совсем другие деньги, их проблемами государство реально озаботилось, и обычные коляски, очень не плохие, получить совершенно не проблема. Действительно на нашу коляску может претендовать любой инвалид-колясочник. Есть люди, которые до сих пор в это не верят. Потому что они двадцать раз пытались получить коляску, но ничего не вышло. Мы знаем, как это сделать. Пусть пишут к нам на сайт, у нас есть четкие инструкции. Вот буквально недавно соцслужбы купили у нас коляску стоимостью 350 тысяч рублей, которую выдали мальчишке с ДЦП под Калининградом.
Сколько стоят ваши коляски-вездеходы?
Порядка 350000 рублей. А самая дорогая стоила 695 тысяч рублей. Стоимость коляски исходит из базовой цены, а также все зависит от комплектации самой коляски. В среднем за месяц мы продаем около 20 колясок. Мы сотрудничаем со многими дилерами. Они есть у нас практически по всей стране, начиная с Москвы и заканчивая Владивостоком.
А магазины открывать не планируете?
Мы уже сейчас продаем их через обычные стационарные магазины. Но, как правило, у нас все бывает продано еще на этапе производства.
В какие страны поставляется ваша продукция? И как клиенты узнают о вашей компании?
Есть дилеры в Польше, Бразилии, Новой Зеландии, Германии. Недавно отправили коляску стоимостью $18 тысяч для заказчика из Аргентины: он может управлять средством передвижения только с помощью дыхания. У него было столько эмоций в благодарственном письме, которое он прислал нам. Когда человека 30 лет катали, а сейчас он это может делать сам. У него ничего не движется, он только дышит. Он выдыхает из себя воздух — коляска едет вперед, вдыхает в себя сильно — коляска едет назад. Слабый выдох — направо, слабый вздох — налево. Кроме того, коляска поможет ему управлять компьютером и телевизором. Для продвижения товара на международных рынках Observer запустил сайты на английском, испанском и польском языке, готовится к запуску сайта на немецком языке. Вообще продвигаем наши продукты различными путями.
Это и непосредственно реклама, участие во многих региональных и международных выставках, разработка собственно сайта, контекстная реклама, социальные сети, видео порталы, статьи, репортажи, выступление на радиостанциях. А вообще первый ролик, который мы сняли на обычный фотоаппарат, набрал в интернете 50 тысяч просмотров. Потом мы его же просто сделали на английском языке, и там, по-моему, еще больше просмотров.
Пользовались ли вы какой-либо господдержкой?
Практически нет. Удалось воспользоваться один раз помощью фонда поддержки предпринимательства в прошлом году. Они компенсировали 20 процентов от наших затрат на выставку в Москве.
Наш бизнес является высоко прибыльным, поскольку пока мы единственные в России, кто этим занимается.
Как планируете развиваться дальше?
Развитие бизнеса я вижу непосредственно в дальнейшем развитии безбарьерной среды в стране. В этом направлении мы и планируем двигаться. В этом году собираемся сделать гусеницы к коляске Observer Maximus, которые надеваются на те же колеса. Тогда она сможет ехать не только по стандартным ступенькам (14 сантиметров), но и по ступенькам от военных строителей (17-18 сантиметров). Вторая идея: у нас в Калининграде есть замечательное место — Куршская коса. Я думаю, это самое красивое место в Европе. Мы хотим проехать на коляске от Калининграда до Клайпеды. Это порядка 150 километров. Коляски столько не ездят. У нас практически готов опытный экземпляр. В этом году мы не успели, но в следующем году обязательно будем участвовать на выставке в Москве с этой коляской с генератором. Этого тоже ни у кого нет.
Журнал «Генеральный директор» признал Вас директором года. Что эта премия значит для вас?
Это означает, что всем этим я занимаюсь не напрасно. И подтверждает, что это тема актуальна.
Источник: http://www.navigator-kirov.ru/
Калининградец Роман Аранин — пожалуй, самый известный инвалид- колясочник в нашей стране. Советский военный летчик, успешный бизнесмен в новой России, спортсмен-экстремал, в 2004 году он разбился на параплане. Когда очнулся, не мог повернуть даже голову, тело полностью парализовало. Врачи сказали жене: «Ты молодая, еще выйдешь замуж… а он не жилец».
Первый самостоятельный вылет Романа в 16 лет на Як-52.
Аранины сохранили семью. Но восстановиться Роману, к сожалению, не удалось. Все, что он может сегодня — немного повернуть голову, поднять одну руку и, положив ее на джойстик, управлять своей инвалидной коляской. «Своей» — здесь ключевое слово. В 2009-м Аранин с помощью друга-инженера придумал и сделал коляску для себя. Сегодня его компания по производству инвалидных колясок Observer — международный бизнес, который успешно работает на рынках Европы, Бразилии, Новой Зеландии.
Дальше — больше. На коляске же нужно где-то ездить. Аранин сделал «доступной территорией» родной Калининград, открыл несколько специально оборудованных пляжей в своем регионе; а прошлым летом — еще с десяток по всей России.
В 2019 году в Калининграде началось строительство собственной фабрики Observer (при ней будет еще реабилитационный центр и десять домиков для сопровождаемого проживания колясочников).
Репортер журнала «Нация» Дарья Максимович свое первое интервью с Араниным провела по скайпу пять лет назад. Три года назад съездила к герою в Калининград (и даже попала на свадьбу его племянницы). А в прошлом году в составе команды Observer и калининградской организации инвалидов «Ковчег» Дарья отправилась в Германию — для изучения европейского опыта и участия в крупнейшей профильной выставке.
В 2015-м, в самом первом интервью, Аранин убежденно говорил «Нации»: «У меня есть знания, я вижу, как это реализовано в других странах, вижу все изнутри. Я знаю, что у меня хватит сил сделать это в масштабах России: систему выдачи технических средств реабилитации, безбарьерную среду и многое другое. Мы запустим в Калининграде социально-туристическое такси — чтобы инвалид-колясочник мог сделать тур, который замкнет все наши пляжи, музеи и достопримечательности. И мы точно построим большую красивую фабрику — такую, что все закачаются». Но вот наступил 2020-й — и случился всемирный карантин. Который спутал людям все карты. Что там у Аранина? Мы связались с нашим героем.
— Роман, как ваша стройка? Пришлось поставить на паузу на время пандемии?
— Нет, мы не останавливались с тех пор, как 26 сентября 2019 года получили разрешение на строительство. Бетонные полы заливали 31 декабря, например. И знаешь, у меня уже новый ритуал появился. Сиделка в шесть утра сажает меня работать, так что к одиннадцати я уже 5 часов отработал —и никакой. Но включаю камеру — а там у меня все кипит: на крыше работают, плитку кладут, электричество куда-то тянут. И сразу такой прилив сил! Смотрю направо, в окно квартиры — там река, смотрю прямо, в камеру — люди работают. Надо еще камин оборудовать — чтобы на огонь смотреть.
— Еще и обе дочери во время самоизоляции дома оказались.
— Старшая 8 лет живет в Китае, раз в год на неделю обычно приезжала, и всё. А тут ее будто Бог вел. За месяц до вспышки коронавируса она уехала из Китая: пригласили в большой проект по газопереработке под Питером, а там же у меня младшая дочь сейчас учится. В марте они приехали домой поздравить маму с днем рождения — и застряли с нами на два месяца. Я совершенно счастлив сейчас.
С дочками на своей стройке.
— И я за вас. Давайте еще про стройку поговорим.
— Давай. Вот мне говорили: «Коммуникации! Фундамент!» А я думал, да чего там делать-то. В жизни никогда ничего не строил, даже гаражика какого-нибудь. А сейчас еще пару специальностей, считай, пришлось приобрести.
Вот пример. Генподрядчик приносит смету — фундамент на котельную, 1 млн 300 тысяч рублей. Открываю смету по нашим домикам для сопровождаемого проживания — там фундамент стоит 350 тысяч. Задаю вопрос: «Ребята, котельная и домик одного размера почти, почему такая разница?». Посчитали лучше. 900 тысяч. «А давайте-ка еще попробуем». Приходит уже убедительное предложение — 450 тысяч. Опять садимся, Борис, мой инженер, смотрит: «А вот тут что?» Подрядчик такой: «Ой, да. Это я ошибся». Бамс! 370 тысяч фундамент! А еще год назад я бы эти миллион триста просто молча «проглотил».
Сейчас мы уже закрыли контур здания, завели все коммуникации, сделали крышу, поставили все окна, вот-вот установим три здоровенных, очень красивых витража, один из них на балконе, куда я буду из своего офиса выходить. Ставим внутренние стены — это уже приятные хлопоты такие. В 20-х числах июня рассчитываю начать перевозить оборудование.
Аранин на фоне своего детища — фабрики Observer.
— Получается, в июле-августе фабрика уже заработает? Сколько колясок будете производить?
— Две с половиной тысячи штук в год, сможем закрывать четверть потребностей российского рынка. И самое главное, мы будем сами делать моторы-редукторы — самую дорогую часть. Сейчас у нас коляски на 60% из российских комплектующих, а будет 80%.
— А есть какой-то мировой рейтинг колясок? Коляски Observer там какое место занимают?
— Если брать подходящие под одно техническое задание складные коляски с электроприводом, то наш «Стандарт» по цене чуть-чуть дороже китайцев, но по качеству на уровне немцев. Немецкая коляска сейчас стоит 180 тысяч рублей, наша — 129 000, китайская — 90 000.
— У вас в фейсбуке вычитала, что все стройматериалы покупаете у местных производителей. Почему такая принципиальность?
— Я рассуждаю так: кризис есть, проблемы с платежами тоже, и если я потрачу на стройку в своем регионе, то эти деньги здесь и останутся. И потом тот, у кого я купил кирпич, придет у меня коляску для бабушки покупать.
— Сколько уже вложили в стройку?
— В здание фабрики — уже 62 миллиона, в домики — около 20 миллионов. В оборудование и комплектующие — еще 20. Получается, перевалили уже за 100 миллионов. Но мы сейчас сидим и в ус не дуем, потому что у меня на складе лежат моторы-редукторы на 800 колясок и на 600 колясок — джойстики. Многие сейчас встали просто потому, что встал Китай. А у нас всё есть. Спокойно работаем.
— Но как-то же коронавирус, карантин на вас отразились?
— Когда был самый пик коронавируса, мы убрали из офиса продажников, оставили бухгалтера и офис-менеджера, в сборочном цеху — фрезеровщика и оператора, управляющего роботом-сварщиком. Остальные работали из дому. Одна девочка у меня гастарбайтер, уехала в Латвию продлять страховку на машину и не смогла выехать обратно, работает из-за границы. Техников-колясочников наших мы «зарядили»: одному привезли по 50 покрышек и камер и другие приспособы для колес, другому — 50 комплектов для подлокотников, они сидели дома и собирали. Сейчас уже все работают, как обычно.
По причине инвалидности я и моя компания оказались более готовыми к этой ситуации, чем другие. Я, например, обычно раза три в неделю бываю в офисе, а в остальное время работаю дома. К тому же у нас принято: если ты приперся с насморком, температурой, тебя в офис не пускают, ты из дому подключаешься к серверу с товароведческой программой и спокойно работаешь.
Я понимаю, что для кого-то это реальная драма: люди два месяца сидят дома, с супругами разводятся или переживают, что не могут в парикмахерскую сходить. Но мне достаточно вспомнить ребят, которые по 5-7 лет вообще никуда не выходят и не воют, свыклись с этим. Все очень относительно. Ну, а мне точно было не до истерик и уныния — на мне три стройки: мы, кроме фабрики и домиков, еще и небольшой демонстрационный зал построили в центре Калининграда.
Да, а еще мы сейчас вовсю начинаем проект по трудоустройству инвалидов. Теперь не к себе берем, а создали базу данных, взяли человека в штат, который будет работать с потенциальными работодателями. Знаешь, я где-то в душе надеюсь, что люди, прочувствовав, каково это — потерять работу хотя бы на два месяца — с большим пониманием будут относиться, когда мы к ним будем стучаться и подсовывать инвалидов. Ну, и про реабилитационный центр не забывай. У меня появилась идея реабилитировать не только наших, но и немцев. Потому что для них и цена будет очень хорошая, и таких условий, где тебе и ноги погнут, и массаж сделают, а потом еще научат какой-то реальной профессии — нет больше нигде.
— А каким профессиям вы сможете научить инвалидов?
— Офис-менеджер, менеджер по продажам, токарь, фрезеровщик на станках ЧПУ. Это как минимум.
Коляски Аранина на специализированной выставке.
— Роман, я знаю, что Калининград благодаря вам сильно изменился. Не стало высоких бордюров, например. Что еще удалось сделать?
— Я несколько лет был членом Общественного совета при главе города и начинал как раз с бордюров. Потом мы этим занялись уже как общественная организация инвалидов-колясочников «Ковчег». И вот, спустя 15 лет с момента моей травмы, я могу ехать по центру Калининграда, как в какой-нибудь Барселоне. Просто мы этим системно занимались. Сдается в городе улица после реконструкции — мы обязательно выезжали на приемку. И через 3-4 года дорожники привыкли, что их точно будут проверять. А мы прямо с собой тащили коляску: «Ну, давайте, пробуйте сами. Мы вам сейчас руки сзади коляски привяжем, чтобы вы не могли опираться, а вас кто-то будет толкать, и вы нырнете носом вперед». И в следующий раз ты приезжаешь, а уже все переделано как надо.
Параллельно на деньги федеральной программы «Доступная среда» мы сделали в Калининграде полностью доступными Музей янтаря, Музей Мирового океана, в Светлогорске — Театр эстрады, где музыкальный фестиваль КВН проходит. Поставили лесенку-трансформер в калининградском драматическом театре. Раньше там с риском для жизни по ступеням надо было подниматься, а сейчас нажимаешь на кнопочку — лестница красиво-элегантно превращается в платформу.
С прошлого года мы поставили себе задачу не допускать в городе введения в эксплуатацию новых зданий, не приспособленных под нужды инвалидов-колясочников. И все застройщики уже знают, что их будут проверять, что проще в проекте эти шесть ступенек до лифта стереть и сделать нормальный вход. Пустые отговорки типа «а у нас тут не планируются инвалиды-колясочники» не принимаются, потому что есть железный контраргумент: хорошо, вы сами будете жить в этом доме до 100 лет и потом сломаете себе шейку бедра. Вам надо будет попасть в ванную, а у вас дверной проем — 60 сантиметров. Переделываем.
— Ваши контраргументы, насколько я понимаю, носят рекомендательный характер. Почему все-таки с вами, общественниками, считаются?
— Наверное, потому что у нас есть уже какой-то вес и авторитет. Калининград — город небольшой, и всех людей, которые делают здесь погоду, я уже знаю лично. Поэтому мне не сложно до них достучаться. Иногда приходится делать ход конем. Однажды мне нужно было на наш пляж в Зеленоградске. И одновременно туда же был вызов нашего социального такси. Я попросил разрешения присоединиться, люди были не против. И вот красивая женщина закатывает в машину парня, который кроме того, что в коляске, еще и слепой. А кроме того, что слепой, у него еще и мозжечок поврежден, и его постоянно вращает. То есть он сидит в коляске, а его вращает. Я как обычно начал подбадривать, расспрашивать — выяснилось, что это бывший владелец сети модных обувных магазинов. И он мне говорит: «Я знаю, почему оказался в этом положении. За месяц до того, как со мной случился удар, я дал на лапу — чтобы чиновники закрыли глаза на отсутствие пандусов в новом здании, которое я вводил в эксплуатацию». Ну, и представь себе: мэр города собирает всех местных застройщиков —а я им рассказываю эту страшилку. Мол, все мы под Богом ходим. Все они попереглядывались, и, я думаю, сделали выводы.
— Есть какой-то рейтинг доступности российских городов для инвалидов?
— У минтруда есть такой рейтинг, есть даже сайт какой-то, но это все не работает. Мне буквально вчера товарищ из Пскова рассказал, что такая опция появилась у Google. То есть ты можешь на карте любой объект отметить, доступен он или нет. Но я пока не разобрался, возможно, в российских картах Google это еще не работает. У нас локальных ресурсов целая куча, но тут, определенно, нужен другой масштаб. Мы, может быть, постучимся в Яндекс с этим вопросом. Это была бы хорошая тема для них.
Один из доступных калининградских пляжей.
— Я знаю, что Калининградская область — лидер по количеству доступных пляжей в России.
— Мы действительно единственный регион в России, где работает сразу 6 доступных пляжей: 5 морских, и еще один мы в прошлом году открыли на озерах, практически в городе. В Калининградской области всего около 2000 человек имеют проблемы с мобильностью, но мы уже давно не ориентируемся только на регион. Если первые пару лет 80% посетителей пляжей были наши, то сейчас 80% — это приезжие из других регионов России, а еще из Латвии, Литвы, Польши и так далее. Многие приезжают именно потому, что есть пляжи для них.
В Зеленоградске в 2014 году был всего один отель с одним приспособленным для инвалидов номером. Сейчас там таких отелей не меньше 10, а владелец того первого отеля открыл еще один, где все 24 номера могут принять колясочников. Идея о том, что именно пляжи станут точкой роста для социального туризма, сработала на все сто.
— Сколько человек посещает доступные пляжи, вы ведете статистику?
— В Зеленоградске прошлым летом был рекорд — 400 человек за сезон. Это только колясочники, плюс с каждым же еще 1-2 сопровождающих. То есть больше 1000 отдыхающих на одном только пляже. В Янтарном у нас два пляжа, там еще больше — по 600 колясочников за лето.
— Роман, из-за всемирного карантина кто-то потерял работу, кто-то развелся. Знаете, как модно сейчас говорить: «Мир уже не будет прежним». Дайте совет человечеству — как не опустить руки в кризис.
— Мы недавно взяли в штат психолога, и это она подкинула такую идею. Надо предлагать людям поволонтёрить. Когда у тебя все плохо, и денег нет, и еще пальчик на ноге болит, надо обратиться в любую инвалидную организацию и предложить свою помощь. Например, вытащить человека, который, может быть, год сидит в четырех стенах — и просто погулять с ним. Рядом с домом или докатить его до реки. А потом, покормить его с ложечки, если он шейник и сам не может. И, вот поверьте, у вас всё сразу образуется.
Это новый проект журнала «Нация» — «Соль земли»: о современниках, чьи дела и поступки вызывают у нас уважение и восхищение. Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этим текстом в своих соцсетях.