В ссср в 80 х гг xx века набор персонала в иностранные компании осуществлял

Индустриализация, начавшаяся в СССР в 1928–1929 годах, потребовала огромного количества квалифицированных специалистов. В тот момент их можно было найти только за рубежом.

«Немцы будут не работать, а обирать русских»

Молва о том, что СССР нужно множество специалистов самого разного профиля, быстро разлетелась по всему миру. В США бушевал экономический кризис, европейские государства отходили от последствий Первой мировой войны и национальных революций, поэтому желающих поработать в молодой стране было хоть отбавляй: от идеалистов, считавших своим долгом участвовать в строительстве нового коммунистического мира, до авантюристов и просто искателей легкого заработка.

Одновременно с грамотными спецами в Советский Союз приезжали те, чей профессиональный уровень был далек от идеала. «Прибывшие …инструментальщики оказались не в состоянии выполнить …сложные работы на должном уровне и перешли в валовые цеха на самые простые станочные операции»,— приводит слова переводчика Софьи Амелиной, работавшей с прибывшими иностранцами, историк Вера Павлова в своей диссертации «Международная трудовая иммиграция в СССР в 1920–1930-е гг. (на материалах РСФСР и Украинской ССР)».

Иногда происходила путаница, и иностранных специалистов посылали не на то производство. Например, в октябре 1930 года в СССР прибыла группа из 20 немецких рабочих, которых направили в Мытищи на вагоностроительный завод. Немцы какое-то время поработали, а потом начали выражать недовольство «неправильным их использованием». Оказалось, что к вагоно- и паровозостроению они не имеют никакого отношения. В итоге иностранных специалистов перевели на Электрозавод в Москву.

Большой скандал приключился осенью 1930 года на Сталинградском тракторном заводе — там за систематическое пьянство были уволены 14 американских рабочих.

В заработной плате и снабжении зарубежные специалисты имели значительное преимущество перед местными. Русские рабочие, трудившиеся бок о бок с иностранцами, негодовали по этому поводу: «Немцы будут не работать, а обирать русских, так как они будут получать 10 руб. золотом», «Немецким рабочим зарплату будут выплачивать по рыночным ценам, чтобы вполне были обеспечены, а деньги платить будут золотом, и они зарабатывают больше наших рабочих и будут посылать в Германию деньги своей семье», «Они раньше смеялись над русскими, называли свиньями, а теперь приехали к нам».

Однако местные рабочие не всегда оказывались в невыгодном положении относительно иностранцев — на приезжих отыгрывались в бытовых моментах, например, на извозе. По данным Веры Павловой, в Москве короткая поездка обходилась иностранцу в 2 руб. 55 коп., а русскому рабочему — всего в 75 коп. «Легковые извозчики возят без всякого установленного тарифа, и если попадается иностранец, то извозчики используют этот случай и требуют невозможной платы!» — возмущались иностранные специалисты. В такой напряженной обстановке возводились «гиганты первой пятилетки».

Под надзором партии и правительства

В массовом порядке иностранные специалисты начали прибывать в страну в начале 1930 года, когда ЦК ВКП(б) принял решение о приглашении рабочих на работу в СССР. По данным историка Владислава Ходаковского, речь шла о том, чтобы завезти «не менее 4700 человек в 1929–1930 и 10000 в 1930–1931 хозяйственных годах».

Впрочем, иностранные рабочие приезжали в СССР и до начала первой советской пятилетки. Все началось еще в Гражданскую войну. Так, весной 1920 года в Москву по линии организации «Международная рабочая помощь» («Межрабпом») прибыла первая бригада шведских железнодорожников, которые были определены на работу в мастерские на станции Перово. Летом того же года 130 немецких рабочих, перебравшихся в РСФСР, были трудоустроены на Коломенском паровозостроительном заводе.

С начала 1920-х вопросы использования иностранных рабочих на строительстве промышленных объектов постоянно поднимались на заседаниях Совета труда и обороны (СТО). В стране набирал обороты НЭП, многие предприятия сдавались иностранцам по договорам концессии. Летом 1921 года результаты многочисленных обсуждений, какие формы трудовой миграции допустимы, были официально оформлены в виде постановления СТО «Об американской промышленной эмиграции». Кроме прочего, там говорилось следующее:

«Признать желательным развитие отдельных промышленных предприятий или групп предприятий путем сдачи их группам инорабочих и индустриально развитым крестьянам на договоренных условиях, обеспечивающих им определенную степень хозяйственной автономии»,

и «признать необходимым регулирование промышленной иммиграции рабочих из зарубежных стран в целях использования их для поднятия производительных сил страны…».

Для контроля перемещения рабочей силы в 1922 году при СНК была образована Постоянная комиссия СТО по трудовой, сельскохозяйственной и промышленной иммиграции и эмиграции (КОМСТО). А за рубежом советское правительство создавало специальные организации, отвечавшие за рекрутинг и отправку иностранной рабочей силы в СССР.

«Особо ценной для Советского Союза была производственно-техническая помощь экономически развитых стран, в которых функционировали общества международной помощи СССР,— отмечает историк Вера Павлова.— Например, в Германии задачи по отбору и привлечению специалистов решались созданным в Берлине “Торгово-промышленным акционерным обществом международной рабочей помощи Советской России”».

В Северной Америке за набор квалифицированных специалистов отвечали Общество технической помощи СССР и «Амторг». Организации отвечали не только за закупку и доставку оборудования, но и за качественный отбор иностранных рабочих, заключение контрактов с ними и отправку нанятых в Союз.

«Группа “Спартак” отправляется в Россию 13 января 1925 года, пароходом “Балтик-Америка Лайн” и берет с собой весьма значительный груз, приблизительно около двух вагонов. Закуплено много инвентаря и орудий для хозяйства…— телеграфировало Общество технической помощи СССР на родину.—

13 февраля пароходом “Провиденс фабрлайн” в Одессу выехали коммуны “Красный луч” и “Независимые духоборы” — всего пятьдесят четыре души.

Группа везет восемьдесят семь мест личного багажа и две с половиной тонны груза, распорядитесь встретить группу…».

Запрос на привозимых из-за рубежа квалифицированных специалистов нередко формировали руководители советских предприятий. Например, по данным Веры Павловой, «дирекция петроградского машиностроительного завода “Коминтерн” в конце 1922 года обратилась в ВЦИК с ходатайством выписать из Германии ряд квалифицированных рабочих и специалистов по машиностроению, монтеров по сборке машин, техников, столяров, формовщиков, сверлильщиков, лудильщиков, каменщиков».

Однако стратегическое руководство в сфере трудовой миграции осуществляло советское правительство.

Западные гастарбайтеры — жертвы капитализма

Тех, кто отправлялся на работу в СССР, можно разделить на четыре основные группы. Первая — это реэмигранты. Русские рабочие, которые по тем или иным причинам уехали в Америку до революции, а теперь возвращались на родину. Одним из таких «возвращенцев» был «американский» каменщик Петр Френкель, устроившийся в 1-й Госстройтрест. После службы в царской армии в поисках лучшей доли он в 1909 году перебрался в США, затем перевез туда жену и двоих детей. «Еще в 1918 году я хотел из Америки уехать в Советскую Россию,— рассказывал он.— Вторично я собрался ехать в 1921 году, но неожиданно чахоткой заболела моя жена. Проболела жена два года и умерла от чахотки, оставив меня с тремя детьми. На ее могиле я поставил памятник с такой надписью: “Здесь лежит жертва капитализма — работница Фекла Френкель”».

Вторую значительную группу составляли политэмигранты — немецкие, венгерские, австрийские коммунисты, покидавшие родину после неудачных пролетарских революций. «Советский Союз привлекал своим революционным опытом, рабочие и революционеры Европы и Востока стремились побывать в республике Советов,— сообщает Вера Павлова.— В советскую Торговую палату писали: “Я по профессии слесарь, 32 лет, женат, имею одного ребенка, имею хорошие референции о своем поведении. Ввиду того что в Саксонии положение рабочих очень тяжелое, я желал бы эмигрировать в Россию, так как принадлежу к Коммунистической партии. Прошу Торговую палату помочь мне и использовать мое предложение услуг. К. Матушак”». СССР был для таких квалифицированных рабочих и новым местом работы, и политическим убежищем.

В целом работа агитаторов, склонявших рабочих к переезду в СССР, была весьма успешной. Например, из США в РСФСР переехал целый швейный кооператив.

«Группа американских мастеров из 120 человек привезла с собой 170 швейных машин “3ингер”, 11 мощных электромоторов, нити, иглы, утюги и прочие необходимые для производства предметы. Кооператив обосновался в Москве и стал впоследствии весьма прибыльным предприятием»,— приводит пример Павлова.

Еще одну группу можно составить из тех, кто бежал от последствий экономического кризиса. «Около года я был безработным, и потом, когда узнал, что вербуют рабочих в Советский Союз, я одним из первых заявил о своем решении выехать в СССР,— рассказывал корреспонденту “Правды” финский столяр Джон Хови.— Наша группа финнов, приехавшая в Ленинград, составилась из 43 человек. Сразу же по приезде нас определили на работу».

«Используя трудность для рабочих при катастрофической безработице найти работу, капиталисты, все повышая обязательные нормы выработки, стали догонять ее до чудовищных размеров,— вспоминал столяр 4-го Госстройтреста американец Джон Баркман.— Вместе с тем малейший брак в работе влек за собой расчет. Понятно, что

при таких условиях рабочие на капиталистических производствах сгорали и выбрасывались в брак в таком возрасте, который обычно считается расцветом сил и способностей».

Четвертая, относительно небольшая группа — специалисты, направляемые в СССР как эксперты по поставляемой технике. Например, в 1931 году в Магнитогорск вместе с новым оборудованием прибыло в качестве консультантов около 250 человек. «Американцы трудились тремя группами: одна группа инженеров и квалифицированных рабочих обеспечивала проектную документацию (уточнение, поправки, доработки),— пишет Вера Павлова.— Вторая группа руководила и консультировала промышленное строительство. Третья — обеспечивала организацию и эксплуатацию доменного цеха и рудообогатительной фабрики. Немецкие специалисты курировали строительство шамотно-доломитового цеха, поскольку его проектировали немецкие фирмы. Проектированием строительства Соцгорода тоже занимались немецкие архитекторы во главе с Эрнстом Маем».

По экспертным оценкам, в конце 1933 года в СССР трудилось около 35 тыс. иностранных специалистов, долевой состав был таким: 17% — инженеры, 18% —– средний персонал и примерно 65% — рабочие.

Из-за рубежа в колонию

С наиболее ценными специалистами еще перед отправкой в СССР заключался двух- или трехлетний контракт, в котором прописывался заработок (половина — в рублях, половина — в валюте), оговаривались жилищные условия, нормы снабжения и т. д. Завербованным приобретались билеты до места работы. К каждой сформированной группе специалистов был приставлен переводчик.

В СССР иностранных специалистов селили в гостиницах, в специально возведенных домах, составлявших так называемые колонии, либо в рабочих бараках. По данным Веры Павловой, наиболее населенные колонии существовали при Харьковском и Сталинградском тракторных заводах.

В Ленинграде такая колония была выстроена в Выборгском районе. Там в девяти домах проживало более 300 рабочих вместе с семьями. Несколько бригад, например немецкая, жили коммуной. «В крайнем доме, в конторе, толпится народ,— описывал очевидец быт колонии.— У коменданта полон рот хлопот. От американца он принимает квартплату, венгерцу дает удостоверение в зубную клинику, финну нужны электрические лампочки для клуба.

Комендант звонит по телефону, выдает лампочки, подписывает удостоверение и, делая три дела сразу, отвечает одновременно на вопросы вновь прибывших иностранцев».

Такая идиллия наблюдалась далеко не везде. При Магнитогорском комбинате был построен поселок Березки — исключительно для особо ценных специалистов. Остальные рабочие и инженеры проживали в многоквартирных домах и бараках. «Качество этого жилья не соответствовало европейским и американским стандартам,— пишет историк Лариса Спасова.— Монтер немецкой фирмы “Чокке-Верке” Фридрих Безгерц обращался к начальнику строительства Якову Гугелю, угрожая собственным отъездом и разрывом договора с фирмой: “В моей квартире уже десять дней совсем или, по крайней мере, очень слабо отапливается. Воды уже почти негде достать. А освещение функционирует так плохо, что я не в состоянии сделать какую-нибудь письменную работу, самую необходимую”».

Похожие проблемы были на Кузнецкстрое. Большая часть иностранных специалистов обосновалась в двухэтажных домиках, меблированных за счет завода и обслуживавшихся специальным персоналом, а остальных расселили по рабочим баракам.

Бытовые условия часто отличались от того, что обещали при заключении контракта. Это было одной из самых распространенных причин досрочного отъезда специалистов из СССР.

«В результате такого положения мы имеем за последнее время резкое повышение текучести среди иноработников и отъезд их на родину, что, кроме хозяйственного ущерба производству, наносит нам и значительный политический вред.

Так, за 3 квартала 1932 года выбыло из тяжелой промышленности 392 иноработника, за 4 квартал 1932 г.— 586 иноработников и за 1 квартал 1933 г.— уже свыше 700 иноработников; причем ввиду указанного отношения хозяйственников к вопросам использования и материально-бытового обслуживания иноработников количество отъезжающих за границу и в данное время продолжает увеличиваться»,— приводит выдержку из приказа по Народному комиссариату тяжелой промышленности историк Вера Павлова.

Закупиться в Инснабе

До 1935 года иностранные рабочие, переезжавшие в СССР по индивидуальному контракту, ставились на специальный учет и прикреплялись к специальному распределителю. Согласно нормативам снабжения, принятым весной 1931 года, иностранные специалисты могли получать в месяц «9 кг мяса, 6 кг свежей рыбы, 6 кг крупы, 4 кг сахара, 4 кг растительного и животного масла и прочие продукты. На каждого члена семьи выдавались продукты практически в том же объеме, за исключением норм на мясо — 5 кг, рыбу — 4 кг, масло и крупу — по 1 кг».

В Карельской республике, как сообщает историк Вера Павлова, «для американцев, приехавших из Абердина, штат Вашингтон, власти создали лучшие условия. Из специального распределителя, который находился в Петрозаводске, приехавшие абердинцы получали в месяц по килограмму масла, сала, макарон, 2,5 кг сахара и 3 буханки хлеба в день.

Периодически в их распределителе появлялись такие продукты, как ветчина, сыр, копченый лосось, орехи, ликер, сигареты, конфеты, фрукты». Естественно, такой уровень снабжения зарубежных работников вызывал у местного населения ненависть.

Впрочем, в каждом случае все зависело от конкретного человека. Американский сварщик Джон Скотт, строивший Магнитогорский комбинат, жил в бараке, в одной комнате с русским сварщиком Николаем. И свой паек делил с ним поровну. «У меня была карточка в магазин для рабочих, и я довольствовался бы этим и дальше, если бы не Коля, настоявший на том, чтобы я пошел и получил книжечку Инснаба — знаменитого сказочного магазина для иностранцев,— вспоминал Скотт.— Коля мне это устроил, хотя в соответствии с буквой закона мне не полагалось им пользоваться, так как я приехал в Советский Союз не по контракту с “Амторгом”, а по собственному желанию. Для меня труднее всего было добраться до Инснаба, чтобы что-нибудь купить. Обычно я приходил туда очень поздно и обнаруживал, что магазин уже закрыт».

Ситуация со снабжением населения СССР постепенно улучшалась, и к 1935 году правительство пересмотрело правила снабжения иностранных рабочих — теперь они получали товары на общих основаниях.

О рационализации и конфликтной ситуации

На предприятиях из иностранных специалистов чаще всего формировали национальные бригады. На первых порах такое разделение неизбежно порождало производственные конфликты. Иногда их причинами становились чванливое поведение иностранных спецов, социальное-бытовое неравенство и недоверчивость советских рабочих к «буржуазным» специалистам.

Возникали вопросы к квалификации завезенных рабочих. «Вот, ожидали немцев с таким желанием, что они будут нашими учителями в смысле квалификации, а на самом деле оказалось ни к черту не годные и наши рабочие работают лучше»,— приводит слова рабочего второй мастерской Пензенского велозавода Шурыгина историк Павлова. В то же время командир взвода охраны того же завода Георгий Власенко рассказывал: «Немецкие рабочие работают до гудка, а когда он прозвенит, то они тщательно уберут станок, потом идут умываться и переодевать одежду, а наши рабочие еще работу бросают за 10 минут до гудка». Попытки иностранных специалистов внедрять свои методы работы периодически наталкивались на сопротивление.

«Начав работу на стройках, мы обратили внимание на то, что всюду применялись чрезвычайно отсталые методы работы, которые в капиталистических странах давным-давно оставлены как невыгодные и нехозяйственные»,— делился впечатлениями немецкий каменщик Фердинанд Кнут. Немцы заметили, что советские каменщики передвигались на стройке среди беспорядочно набросанных кирпичей, а большой ящик с раствором почти не оставлял места для нормальной работы. Кроме того, они часто готовили раствор для стен в горшочке, что было совершенно нерационально. Для стропил и строительных лесов использовался чересчур тяжелый материал: в Германии брали балки длиной 12–14 м и легко устанавливали их вдвоем, а в СССР для монтажа таких балок едва хватало 20 человек. В общем, тут было что подправить, и немецкие каменщики принялись внедрять свои рацпредложения.

По данным Веры Павловой, «в Ленинграде иностранные рабочие и специалисты только в 1932 году внесли 709 рационализаторских предложений, неполная реализация которых дала свыше 1 млн руб. экономии». Но рацпредложениям иностранцев были рады далеко не всегда. Характерен случай с немецким токарем завода «Электросила» Грассом. Мастер усовершенствовал производство конусных осей. Новый станок работал хорошо и повысил производительность на 30%. «Когда товарищ Грасс вернулся из отпуска, его автомат оказался разобранным и части были повреждены. Он пытался выяснить, кто распорядился разобрать автомат, но это ему так и не удалось»,— рассказывал токарь завода «Электросила» Вольдемар Фабер.

На заводе «Красный треугольник», по донесению ОГПУ,

«американские специалисты встречают упорное сопротивление как со стороны техперсонала, задерживающего и портящего их работу, так и со стороны администрации, избегающей объяснений с ними».

Другой рабочий «Электросилы», немец Гротте, предложил целый ряд рационализаторских решений, но значительная их часть была отклонена. Поскольку большинство немецких рабочих «Электросилы» жаловались на то, что их технические предложения игнорируются, для проверки этих сигналов была сформирована смешанная комиссия из советских и зарубежных специалистов. Изучив 44 зарегистрированных изобретения и рацпредложения, комиссия установила, что 16 из них еще находятся «в проработке», 21 отклонено и только семь внедрено. 10 предложений были отклонены правильно, решили эксперты, а остальные необходимо реализовать. Также комиссия пришла к выводу, что «в даче отзывов наблюдается косность», отзывы даются неправильные, а внедрение предложений не оформляется актами.

Все дело было в том, что авторов изобретений и рацпредложений необходимо было премировать.

Герои индустриализации

Множество жалоб от иностранных специалистов касалось качества рабочего инструмента. «Пошлите представителей ваших ударных бригад на постройки. Посмотрите там на тачки, на лопаты, на инструменты каменщиков — это игрушки»,— негодовал бригадир бригады каменщиков 1-го Госстройтреста Фердинанд Кнут.— В Ленинграде мы работали тремя колоннами и доказали, что даже при незначительных улучшениях можно достигнуть хороших темпов. Хронометраж показал, что мы значительно увеличили продуктивность».

Немецкие рабочие сконструировали модель, по которой был построен подъемник, показали, как следует делать стропила, изготовили лестницы, удобные ящики для известки и все прочее «по гамбургскому образцу». На первой стройке руководство, хоть и нехотя, но согласилось на внедрение новых приспособлений и технологий. А вот на стройке №181, где сооружался самый большой в Ленинграде подъемник — высотой 35 м, успеха удалось добиться только после ожесточенной борьбы комиссии по рационализации с управлением стройки и прочими инстанциями.

Плачевная ситуация с обеспечением инструментом и оборудованием обнаружилась на 1-м и 2-м часовых заводах. «При осмотре отдельных цехов нам бросилась в глаза, особенно на 2-м часовом заводе, нехватка новых машин, работали почти исключительно старые,— вспоминал механик 2-го часового завода Вальтер Фосселер.— Мы сразу увидели, что работа наша будет нелегка и что ее хватит на всех».

Немецкие рабочие привыкли работать весьма качественными и удобными инструментами. Теперь же им приходилось перестраиваться. Большинство станков были в плохом состоянии и не годились для точной работы. Специалисты, которым была поручена сборка будильников, говорили, что их цех больше похож на мастерскую жестянщика. Незнание русского языка усугубляло ситуацию. Трудности казались слишком большими, и часть спецов решила вернуться в Германию.

Но самые серьезные столкновения между советскими и иностранными специалистами случались по поводу темпов работ. Один из наиболее показательных случаев — пуск первой магнитогорской домны, который был запланирован на осень 1931 года, но из-за проблем с водоснабжением был отложен на начало 1932-го.

«Американцы категорически возражали против пуска домны зимой из-за возможных проблем с водоснабжением,— утверждает историк Лариса Спасова.— Вице-президент компании “Мак-Ки” Хейвен в беседе с Ильдрымом (замначальника строительства комбината) был убежден, что пуск домны в январе может иметь плачевные последствия:

“Я усвоил — вы любите митинги, авралы, штурмы, обязательства, рекорды. Но зачем бешеный темп, к чему горячка? Занимаетесь самообманом, зря тормошите, взвинчиваете людей. Ведь пускать доменную печь зимой нельзя”».

Представители компании «Мак-Ки» в официальном отзыве снимали с себя всякую ответственность за пуск домны зимой и указывали: «Риск для завода, оборудования и жизней рабочих не может быть оправдан какими-либо экономическими соображениями». Чтобы отодвинуть срок пуска домны Хейвен даже поехал в Москву на прием к наркому тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе, но тот не принял его аргументов.

«Я привык уже не разделять ответственности с корпорацией “Мак-Ки”,— приводит слова начальника строительства Якова Гугеля Лариса Спасова.— Все же пуск первой домны Магнитостроя при резком противодействии американцев был тяжел. Выручил товарищ Серго. После того как я подробно проинформировал его по телеграфу и телефону, он дал согласие и разрешение на пуск домны». Пуск домны №1 состоялся 31 января 1932 года.

После 1935 года иностранные рабочие потянулись из СССР. Снизилась потребность в них, менялась международная обстановка. Часть иностранных специалистов, особенно немецких, попала в своеобразную ловушку: уехать на родину, где уже установился фашистский режим, означало попасть под подозрение в связи с работой на коммунистов, а в СССР они попадали под подозрение в шпионаже. Многие из тех, кто все-таки решил остаться, стали жертвами репрессий.

Большая ошибка — утверждать, что индустриализация СССР без иностранцев не была бы проведена. Зарубежные специалисты, поработавшие в нашей стране, и сами это прекрасно осознавали. «Основная тяжесть этой огромной задачи легла на плечи советских людей. Индустриализация России была осуществлена потом и кровью ста шестидесяти миллионов человек этой огромной страны»,— писал американец Джон Скотт в своих воспоминаниях в 1942 году. Во всяком случае, можно сказать определенно: в технологическом рывке нашей страны иностранные специалисты сыграли не последнюю роль.

Операция «Осоавиахим» состоялась в ночь на 22 октября 1946 года. Ранним утром подразделения МВД СССР и Советской Армии под руководством оккупационной администрации задержали более 2200 немецких специалистов, а затем интернировали их из советской оккупационной зоны послевоенной Германии и Восточного Берлина на работы в СССР^[1]. В общей сложности перемещены более 6000 человек, включая членов семей захваченных специалистов.

Предпосылки и ход операции

Перед завершением Второй мировой войны на европейской территории и после капитуляции Германии США, Великобритания и Франция вели активную деятельность по найму немецких ученых и конструкторов, получению технической документации, а также образцов и прототипов различной техники. Все это происходило на основании решений Парижской мирной конференции об использовании научно-технических достижений Германии победившими странами в рамках послевоенных репараций. Поиск специалистов вели и спецслужбы, заинтересованные в получении военных технологий. Наиболее известными операциями такого рода были «Алсос» и «Скрепка». СССР тоже проводил подобные мероприятия на территории своей зоны оккупации Германии и Австрии. Такие советские операции известны на Западе под названиями «Русский Алсос» и «Операция ОСОАВИАХИМ». Целью первой были немецкие специалисты, разрабатывавшие ядерное оружие, а второй — специалисты по всем иным видам вооружения. В рамках этих операций на территорию СССР было вывезено и достаточно долго там находилось следующее количество ученых, инженеров, техников и членов их семей:

• Свыше 300 ученых и специалистов, участвовавших в ядерной программе Третьего рейха, и внесших весомый вклад в создание советского ядерного оружия.
• Не менее 800 инженеров и техников компаний «Юнкерс» и BMW, специализировавшихся на проектировании и изготовлении турбореактивных двигателей (004 и 003 соответственно), производившихся в СССР под марками РД-10 и РД-20. Этими же специалистами, под руководством А. Шайбе, был разработан двигатель НК-12 для стратегического бомбардировщика Ту-95.
• 6 000 технических специалистов (но не ведущих инженеров) в области ракетостроения, работавших на испытательных полигонах в Пенемюнде и Близне (Польша), а также на заводах, производивших «Фау-1» и «Фау-2» (в Нордхаузене и в Праге). Вместе с этими специалистами в СССР было вывезено 20 000 членов их семей^[2]. Возможно, в эту же группу специалистов входили немецкие инженеры, участвовавшие в создании «Беркута» — принятой на вооружение в 1955 году зенитно-ракетной системы ПВО Москвы.
• Около 4 000 специалистов по проектированию и строительству подводных лодок были вывезены в СССР вместе с демонтированными специализированными верфями в Бремене и Штеттине (вместе с этими верфями были демонтированы и вывезены в СССР заводы по производству торпед, двигателей и систем управления огнем подводных лодок)^[3].
• 16 немецких оружейных конструкторов, в том числе и Хуго Шмайссер, перевезенных в Ижевск и работавших в специально созданном отделе № 58 оружейного КБ завода «Ижмаш»^[4]. Многие иностранные исследователи считают, что Шмайссер — среди прочего — принимал непосредственное участие в разработке автомата Калашникова^[5][6][7].
• В некоторых случаях число вывезенных в СССР немецких специалистов не было столь значительным, как указано выше, в силу того, что сама специфика некоторых отраслей не требует большого количества специалистов для налаживания производства. Например, как пишет в своей книге Э. Саттон, в конце Второй мировой войны в СССР было перевезено несколько наиболее важных немецких заводов по изготовлению высокоточных измерительных приборов. Завод компании Zeiss в городе Йена, производивший оптические и научные приборы, включая микрометры, оптические компараторы, угломерные приборы и оборудование для испытания зубчатых колес был полностью перевезен в подмосковное Монино, где при содействии трех немецких высококвалифицированных специалистов (нем. Dr. Eitzenberger, Dr. Buschbeck, Dr. Faulstich) был открыт завод по производству детекторов и оборудования для дистанционного управления, в том числе радиоуправляемого записывающего оборудования и систем наведения ракет. Также в СССР был перевезен берлинский завод компании Siemens & Halske вместе с электронными микроскопами и руководящим персоналом.

Вообще, перемещение в СССР немецкого инженерно-технического персонала вместе с вывозимым в качестве репараций оборудованием было обычной практикой, с очевидностью вызываемой большим недостатком (или полным отсутствием) в Советском Союзе специалистов соответствующей квалификации, без которых привезенное оборудование было бы практически бесполезным. Порой, доходило до курьезных случаев, подобных описанному в лондонском журнале Aeronautics (Июль 1951 года, страницы 35-36): «С одного [немецкого] радиолампового завода русские вывезли в СССР 50 % оборудования. После этого они приказали управляющим построить новое оборудование для сохранения объёма выпускаемой продукции. После того, как такое оборудование было построено и запущено в эксплуатацию, оно было тоже вывезено в СССР. Затем все это повторилось ещё раз, и когда завод снова вышел на прежний уровень производства, он был весь вывезен в СССР — полностью — вместе с управленческим персоналом, инженерами, мастерами, основными рабочими и семьями рабочих…»^[2]

Проблема исследования

Проблема исследования предмета статьи заключается в том, что сведения об условиях работы иностранного персонала в СССР (о численности, зарплате, сроках пребывания и т. д.) на протяжении всей советской истории со сталинских времён вплоть до краха советской системы, относились к секретной информации (об этом явлении вообще в масштабах страны) и информации для служебного пользования (по конкретному объекту), входили в Перечень сведений, не подлежащих опубликованию в открытой печати, передачах по радио и телевидению^[8].

См. также

• Иностранные концессии в СССР
• Западные технологии и развитие советской экономики с 1917 по 1930 годы

Примечания

Литература

• O’Reagan, Douglas M. Получение технологий нацистов: послевоенное использование Союзниками германской науки и техники = Taking Nazi Technology: Allied Exploitation of German Science after World War II (англ.). — Baltimore, Maryland: Johns Hopkins University Press, 2019. — 176 p. — ISBN 978-1-421428888.

Ссылки

• Иностранные специалисты, иностранные рабочие в СССР Архивная копия от 23 апреля 2018 на Wayback Machine Библиотека сибирского краеведения
• Чертопруд С. В. Глава 17. Иностранные специалисты в СССР Архивная копия от 23 апреля 2018 на Wayback Machine Научно-техническая разведка от Ленина до Горбачёва
• ИНОСТРАННЫЕ СПЕЦИАЛИСТЫ В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ: «БРИГАДА МАЯ» «Архитектон: известия вузов» № 37 Март 2012
• Kopp А. Foreign architects in the Soviet Union during the first two five-year plans (англ.)

Эта страница в последний раз была отредактирована 4 марта 2023 в 00:42.

Как только страница обновилась в Википедии она обновляется в Вики 2.
Обычно почти сразу, изредка в течении часа.

Глава 17. ИНОСТРАННЫЕ СПЕЦИАЛИСТЫ В СССР

Советский Союз мог гордиться уникальной системой привлечения иностранных специалистов. Мы их заманивали идеями строительства «коммунизма в отдельно взятой стране» — это для свободных граждан — или просто обещали ослабление режима содержания в плену — приманка для военнопленных и интернированных немецких специалистов. А еще вынужденная эмиграция за «железный занавес» — единственный способ избежать наказания за шпионаж. На каждом этапе истории СССР практиковались свои приемы.

До начала 40-х годов наша страна испытывала острый дефицит квалифицированных кадров. Кому-то нужно было работать на иностранном оборудовании и внедрять технологии, которые добыла отечественная разведка. Для подготовки собственных кадров требовалось время и опытные наставники. А их и не было. Часть погибло на фронтах гражданской войны, остальные ушли на руководящую работу или привыкли большую часть времени проводить на митингах и партсобраниях. Вот и решили пригласить иностранцев, как при Петре I.

В 20—30-е годы XX века современники стали свидетелями небывалого по численности и характеру историко-социального феномена, который до сих пор остается в значительной степени неизученным — массовой эмиграции иностранцев в Советскую Россию. Страна, только начавшая вставать из руин войн и революций, сама традиционно считавшаяся источником эмиграции в другие части света, вдруг стала местом паломничества иностранцев из разных стран.

В молодую Советскую республику ехали все, начиная от бывших революционеров, которые скрывались за рубежом от царской полиции и заканчивая теми, кто ехал на заработки — для них движущей силой был экономический кризис.

В отношении экономической эмиграции государство проводило жесткую и прагматичную политику. В страну попадали только те, в ком действительно нуждалась отечественная промышленность или кто заслужил право стать советским подданным, поделившись с новой «родиной» секретными технологиями.

В качестве примера такого подхода — ответ председателя ВСНХ СССР Ф. Э. Дзержинского на письмо сотрудницы Коминтерна Е.Д.Стасовой от 4 апреля 1924 года. Накануне она сообщила о желании шести квалифицированных рабочих из Йены, с оптических заводов известной германской компании «Цейс», приехать на работу в СССР. Поскольку в Советском Союзе не было собственной оптической промышленности, их опыт, по мнению Стасовой, мог оказаться весьма ценным. «Дорогой товарищ, у нас имеется один оптический завод, да и тот малюсенький в Ленинграде, — ответил ей Ф. Э. Дзержинский. — Опыт доказывает полностью, что приезд к нам эмигрантов кончается очень печально и для них, и для нас, если это не персональный приезд по персональному вызову».

Поэтому приоритет отдавался квалифицированным промышленным и сельскохозяйственным рабочим, которые были готовы закупить и привезти в СССР свое оборудование, инструменты и другие средства производства.

В 1927 году ВСНХ еще больше ужесточил требования, приняв инструкцию, определяющую конкретные категории иноспециалистов, необходимых для советского народного хозяйства и квалификационные требования к ним.

А вот к концу 20-х годов ситуация резко изменилась. Возникла острая необходимость в профессионалах, способных работать на иностранной технике и использовать передовые технологии.

Формально старт массовому въезду в Советскую Россию иноспециалистов был дан летом 1930 года на XVI съезде ВКП(б), принявшем судьбоносное решение о расширении практики посылки советских специалистов за рубеж и о приглашение большого числа иностранных специалистов в СССР при условии «полного использования их опыта и знаний на предприятиях Советского Союза»[604].

Более того, съезд одобрил привлечение для работы в промышленности страны 40 тысяч человек. Отечественная экономика в тот период постепенно от НЭПа переходила к плановой экономике, вот поэтому и определили количество людей, которых необходимо было привлечь. Понятно, что план старались перевыполнить. Так, уже в 1932 году в СССР жили и трудились 9190 иноспе-циалистов и 10 655 инорабочих[605].

О важности этого вопроса свидетельствует то, что в 1930—1931 годах эта тема обсуждалась четыре раза на заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б): 15 и 25 марта, затем — 15 апреля 1930 года и 15 октября 1931 года. Кроме этого, вопрос «О порядке вербовки иноспециалистов и инорабочих» обсуждался 9 сентября 1931 года на заседании Оргбюро ЦК партии[606].

Не нужно забывать и о зарубежных командировках отечественных специалистов. Именно в те годы в операциях по линии научно-технической разведки стали принимать активное участие обычные инженеры и рабочие. От них лишь требовалось как губкам, впитывать все интересное и новое, что они услышат при посещении иностранных промышленных и научных объектов во время стажировки. Обычно они действовали по собственной инициативе, в интересах родного предприятия, пославшего их за рубеж. Часто этими людьми двигал фанатизм и желание сделать максимум полезного для Родины.

«Иногда получение необходимых формул, чертежей и инструкций было достаточным для того, чтобы советские инженеры и изобретатели смогли воссоздать станок или в точности воспроизвести какой-то сложный производственный процесс» — писал один из асов советской внешней разведки А. М. Орлов (Швед) в своей книге «Пособие по контрразведке и ведению партизанской войны».

Однако, несмотря на такой успех, он справедливо отмечал, что в «СССР часто обнаруживали нехватку человеческого фактора — особого умения и инженерной интуиции, когда приходилось точно воспроизвести какой-то сложный производственный процесс».

В таком случае, если верить Орлову, «требовалось найти подходящих немецких или иностранных инженеров и побудить их, соблазнив финансовым вознаграждением, поехать в Россию для обучения советских инженерно-технических кадров. И тогда, чтобы тщательно скрыть поездки граждан Германии в Советский Союз, новый паспорт на чужое имя был необходим для сокрытия этого факта, что тот или иной ученый или инженер отправился в несанкционированную поездку.

Гонорары, выплачиваемыми русскими за такие поездки, иногда достигали 10 тысяч долларов США за несколько дней работы», хотя, как писал А. М. Орлов: «Советы экономили на этом миллионы»[607].

Правда, такую поездку нужно было заслужить. Цена — секретные технологии. Многие соглашались на такую сделку. До 1933 года визиты немецких специалистов были обычным делом и в Германии к их производственным командировкам относились весьма лояльно. Тем более, что мировой экономический кризис 30-х годов заметно сократил рынок труда на родине.

В качестве примера можно привести историю организации промышленных алмазов в СССР. В ней активное участие принял А. М. Орлов. Сама технология принадлежала концерну «Крупп». Стоимость лицензии была слишком высока, да и ее покупка не позволяла решить главную проблему — зависимость от иностранной державы. И тогда на заседании Политбюро было принято решение выкрасть эту технологию.

Орлов поехал в Германию и разыскал разработчика этой технологии. В оперативной переписке с Центром агент фигурировал под именем Ворм. Он охотно продал необходимую документацию, уверенный в том, что Швед (Орлов) представляет интересы одной из Скандинавских стран, а не Советского Союза. Этот человек был фанатичным антикоммунистом. В Москве решили, что кроме подробного описания технологии, необходимо присутствие и самого разработчика при строительстве и пуске в эксплуатацию печи. Процесс ее работы был относительно прост. Она вращается на большой скорости при высокой температуре для образования тепла и давления, требуемого для преобразования частиц графита в промышленные алмазы. Дополнительный заработок для Вор-ма и гонорары его супруге решили все проблемы. Он приехал в СССР, жил в первоклассной гостинице, в его распоряжении находился автомобиль с шофером, все это было заранее оговорено в контракте, и выполнил все обязательства перед Советской страной. Так с помощью немецкого специалиста был выполнен план первой пятилетки по выпуску недорогих промышленных алмазов[608].

Хотя не всегда поездки заканчивались так удачно, как описанная выше. И если бы не книга, которая вышла после Второй мировой войны, мы бы никогда не узнали о ней. Обычно же для многих немецких специалистов такие «командировки» заканчивались арестом еще до того, как они пересекали границу Германии. Обвинение, которое предъявлялось таким неудачникам, звучало лаконично и емко: промышленный шпионаж.

Дело в том, что одним из условий получения работы в Советском Союзе была секретная информация, которую должен был добыть кандидат. Ведь це, все, кто обратился в советское торгпредство, были изобретателями и крупными учеными. Большинство — обычные рабочие и инженеры. Однако и среди них встречались уникальные специалисты, но исключений ни для кого не было.

До революции химический завод «Сольве» в Бернбурге (пригород Дессау) имел филиал в Российской империи. Русский филиал был национализирован в 1918 году и его решили модернизировать в рамках первого пятилетнего плана. Москва решила сманить с завода «Сольве» старого и опытного химика по фамилии Мейер, которому были известны все новые технологии, и с его помощью возродить простаивающий завод. Ему предложили пять тысяч рублей в месяц, бесплатную квартиру и четыре с половиной тысячи рублей на дорожные расходы. Перед отъездом он попытался собрать максимум информации, которая потребуется ему на новом месте работы, но был арестован и осужден на четыре месяца тюрьмы.

В октябре 1930 года был арестован инженер Колленбах, который работал на заводе конценра «Крупп» в Магдебурге. В его портфеле обнаружились секретные документы, описания патентов и чертежи машин. Выяснилось, что он и еще двое коллег готовились к отъезду в Россию и эти материалы были «пропуском» в СССР. Их тоже приговорили к четырем месяцам тюрьмы.

Инженер В. Рихтер, работник цементного завода «По-лизиус» вблизи Дессау, передал секретные планы и чертежи для завода, который планировали построить в пригороде Москвы. Кроме передачи необходимых документов, он сам регулярно посещал Советский Союз. Его арестовали в январе 1931 года[609]. И таких примеров можно привести множество.

Часто иностранные специалисты сами предлагали свои услуги. Например, 16 июня и 8 октября 1925 года отставной советник по военному судостроению Б. Вайхардт из Бремена дважды письменно обращался к советским представителям с предложением оказать содействие в «постройке подводных лодок». Оба письма попали в Москву по каналам Разведупра РККА. Предложение этого человека было поддержано начальником тактического отдела Оперативного управления (разведка) штаба РККФ Эверлин-гом. А комиссар штаба РККФ А. Автухов написал 3 декабря 1925 года наркому военмору СССР о положительном заключении в штабе РККФ: «…привлечение Вайхар-дта на службу признается желательным, имея в виду ту пользу, которую он мог принести в деле подводного судостроения». К сожалению, дальнейшая судьба этого специалиста неизвестна[610].

Эта практика закончилась в середине 30-х годов. Среди основных причин:

1. Приход к власти в Германии А. Гитлера, и как следствие этого, ужесточение режима выезда специалистов в СССР.

2. Постепенная милитаризация промышленности. Теперь присутствие иностранцев было нежелательном.

3. Проведение массовых репрессий, в т. ч. среди иностранных инженеров и рабочих.

Даже вернувшись на родину, иностранные специалисты продолжали приносить пользу СССР. Доказательство этого утверждения можно найти в справке реферата ГУ Е5 4-го отдела РСХА (гестапо) «Об организации и деятельности советской разведки». Этот документ датирован 3 декабря 1941 года.

«Среди так называемых русских возвращенцев советская разведслужба широко проводила ловлю своих агентов. Что касается русских возвращенцев, то здесь идет речь о таких людях, которые в период системы — будь то следствие безработицы или из чувства симпатии — выехали в Советскую Россию, и о специалистах, которые на основе договоров с согласия германского правительства были направлены на работу в СССР. Эти люди возвращались в Германию либо по окончании срока действия договора, либо, осознав, что Советский Союз отнюдь не является раем. Выяснилось, что почти все эти вовращенцы были завербованы или дали обязательства работать на советскую разведку. Осталось неизвестным, сколько из них сообщило германским учреждением о том, что они завербованы или дали обязательство работать на советскую разведку. Во всяком случае, советская разведслужба обеспечила себе в лице части такой категории хороший источник информации, тем более, что, возвратившись (в Германию) специалисты опять получили здесь работу на военных предприятиях»[611].

Однако отечественная промышленность почти не пострадала от этого. Ведь заботу о пополнении новыми «кадрами» взял на себя НКВД. Поясним, что речь идет о различных «шарашках».

Идея использовать труд заключенных специалистов была реализована еще в 1938 году. Тогда в структуре НКВД — МВД появился 4-й спецотдел. Образован как Отдел особого конструкторского бюро 29 сентября 1938 года приказом НКВД №00641 и получил наименование 4-го спецотдела 21 октября 1938 года приказом НКВД №00698. Ликвидирован в связи с преобразованием 10 января 1939 года приказом НКВД №0021 в Особое техническое бюро при наркоме внутренних дел СССР для использования заключенных, имеющих специальные технические знания[612].

НКВД был не только крупнейшей строительной организацией, но и многопрофильным конструкторским бюро. Там разрабатывали все, начиная от систем закрытой связи и заканчивая боевыми самолетами.

В 1938 году был арестован как враг народа известный уже в те годы конструктор ракетных систем С. П. Королев. До 1940 года он отбывал срок на Колыме, а 28 февраля 1940 года был сослан в Казань. Так он попал в «спецконтингент» авиационной тюрьмы НКВД ТАССР. Это была та самая «шарашка», описанная А. И. Солженицыным в его романе «В круге первом». Она базировалась при казанском авиационном заводе № 22.

В архивах КГБ республики Татарстан сохранились ведомости, по которым Королев и другие работники конструкторского бюро тюремного типа получали зарплату и даже премиальные. Судя по этим документам, это были не совсем обычные зэки. Их сравнительно неплохо кормили, снабжали всем необходимым для работы. Но все-таки это были зэки…

Как вспоминает известный летчик-испытатель М. Галлай, которого судьба в 1943 году забросила в Казань, он встретился на летном поле с С. Королевым, которого всюду сопровождал работник НКВД. Поговорить с конструктором было можно, но только по тем вопросам, которые имели прямое отношение к работе.

Хлебнул лиха в Казани и авиаконструктор А. Н. Туполев. Он был арестован НКВД 21 октября 1937 года. А до конца года были репрессированы почти все работники руководимого им конструкторского бюро. Суд состоялся 28 мая 1940 года. Его обвинили в организации шпионско-диверсионной группы и в том, что он является агентом французской разведки. Приговор: 15 лет лагерей и 5 лет поражения в правах. Но уже в 1939 году, еще до приговора, Туполев работал над проектом пикирующего четырехмоторного высотного бомбардировщика. Правда, находясь в «режимных условиях», под бдительным оком все того же НКВД. Несмотря на все трудности, созданный по его проекту знаменитый самолет Ту-2 вскоре стал лучшим фронтовым бомбардировщиком ВВС СССР.

Туполев попал в казанскую «шарашку» уже немолодым человеком — ему было 50 лет. Поэтому он особенно тяжело переживал трудности «режима» — не столько материальные, сколько моральные. Но вида не показывал, держался твердо и все силы отдавал работе во благо Родины. Той самой, которая обошлась с ним так круто и несправедливо…[613].

О том, что кроме отечественных специалистов можно активно эксплуатировать и немецких, руководство НКВД приняло решение только после окончания Второй мировой войны. Для этого сначала решили проверить тех, кто сидел в лагерях для военнопленных и интернированных лиц.

В первые послевоенные годы СССР испытывал острый дефицит не только в новейших технологиях и оборудовании, но и специалистах, которые могли бы внедрять иностранные ноу-хау в отечественном производстве. До Второй мировой войны эта проблема решалась просто. Огромное количество германских технических специалистов работало в СССР или консультировало наших специалистов у себя на родине. Понятно, что продолжить такую практику после июня 1941 года было невозможно. И нужно было принимать какие-то радикальные меры. Проще всего было с пленными немецкими специалистами, находящимися в многочисленных лагерях по всему Советскому Союзу. У них была два способа выжить — согласиться сотрудничать с лагерной администрацией, либо начать работать в одной из многочисленных «шарашек» вместе с советскими коллегами, которые были репрессированы родным государством. Был и третий путь — остаться верным своей стране до конца.

Кто-то стал «стукачом», кто-то предпочел умереть, но не нарушить свои моральные принципы, а были и те, кто активно участвовал в развитии промышленности страны-победительницы. Каждый из военнопленных выбирал свой путь. И мы не вправе их судить и пытаться понять причины того или иного поступка этих людей.

На самом деле большинство немецких специалистов не были призваны в армию и поэтому они не попали во время боевых действий в плен. Часть из них попыталось перебраться в зону, оккупированную войсками западных стран, остальные затаились.

Такая ситуация не очень устраивала руководство советских министерств, которые остро нуждались в квалифицированных кадрах. Поэтому нет ничего удивительного в том, что 27 июня 1945 года нарком авиационной промышленности А. И. Шахурин обратился с письмом в ЦК ВКП(б). Под ним могли бы подписаться руководители других наркоматов. Вот текст этого документа:

«Большое количество немецких специалистов и ученых в области авиации находится сейчас в наших руках. Эти ученые и специалисты обладают огромным запасом знаний, накопленных за время работы в научно-исследовательских и опытных организациях Германии. Часть этих специалистов находятся в зоне, занимаемой союзниками, но, по имеющимся у нас сведениям, уже используется союзниками и некоторые из них отправлены в США и Англию.

Имеются также сведения и о том, что среди немецких ученых, находящихся в советской оккупационной зоне, наблюдается большое стремление попасть в Англию и США, что для нашей страны было бы чрезвычайно нежелательно. Необходимо не только не допустить перетекание германских ученых к союзникам, но, наоборот, принять меры к использованию (их) в наших интересах.

С нашей точки зрения, было бы целесообразно на территории СССР или в оккупированной нами зоне Германии организовать специального типа организации с особым режимом (под наблюдением НКВД), где немецкие ученые могли бы вести научно-исследовательские работы по нашим заданиям. Основное руководство и направление научно-исследовательских работ таких организаций должны возглавляться советскими учеными; немцы должны быть изолированы от общения с нашими научными и опытными организациями.

Ввиду чрезвычайной важности вопроса, прошу доложить его товарищу Сталину с тем, чтобы поручить НКАП и НКВД совместно подготовить проект решения по этому вопросу»[614].

Неясно, знал или нет автор письма о том, что за неделю до этого, 19 июня 1945 года, руководство НКВД санкционировало первую попытку «инвентаризации» своих интеллектуальных «ресурсов» — высококвалифицированных «зэков»-специалистов. В тот день было издано распоряжение НКВД № 132 «Об учете специалистов, работающих в лагерях НКВД для военнопленных и интернированных», в котором говорилось:

«В соответствии с приказом НКВД №0014 от 11 января 1945 г. учет специалистов, работающих в лагерях для военнопленных и интернированных, должен проводиться отделами кадров НКВД республик и УНКВД краев и областей, в связи с чем предлагается:

1. Взять на учет всех специалистов с законченным высшим и средним специальным образованием, работающих как военнопленные и интернированные, и должны их учитывать в общих квартальных отчетах о движении специалистов по форме 52-Т (объявлена приказом НКВД СССР №002286 1942 г.), представляемых в отделы кадров НКВД.

2. Представить в отдел кадров НКВД по установленной форме на указанных специалистов контрольные списки по состоянию на 1 июля 1945 г.»[615].

Первые результаты «инвентаризации» заместитель начальника Главного управления по делам военных и интернированных (ГУПВИ) НКВД СССР А. 3. Кобулов сообщил 15 октября 1945 года Л. П. Берия в «Справке о количестве немецких ученых и специалистов, выявленных в лагерях НКВД для военнопленных».

Вот текст этого любопытного документа:

«В целях использования немецких специалистов, содержащихся в лагерях НКВД нами был проведен специальный учет.

В результате выявлено:

Докторов физико-математических наук — 2.

Докторов физики и химии — 2.

Профессоров физики и химии — 10.

Докторов и инженеров химии — 91.

Химиков — 39.

Инженеров — электриков — 139.

Электромехаников и электротехников — 21.

Инженеров машиностроения 125.

Инженеров-механиков — 140.

Механиков — 12.

Всего — 581.

Об использовании военнопленных специалистов Оперативным управлением ГУГПВИ НКВД СССР докладываю Вам письмом №28/00/8933 от 7 сентября 1945 года.

Прошу Вашего решения»[616].

И решения последовали. Одно из них — более тщательно провести проверку всех военнопленных. Вдруг кто-то попытался скрыть свою квалификацию? Другое указание — создать специальные конструкторские бюро, подчиненные 4-му спецотделу МВД СССР. Одно из них занималось работами в области авиационной техники.

Результаты второй «инвентаризации» отражены в «Докладной записке о количестве высококвалифицированных специалистов, выявленных среди военнопленных, и возможности их использования по специальности». Ее подготовил 22 июня 1946 года помощник министра внутренних дел С. И. Круглова для И. В. Сталина и Л. П. Берия. В этом документе не только сухая статистика, но и предложения об эффективном использовании этих людей:

«В лагерях военнопленных МВД СССР выявлено до 1600 высококвалифицированных специалистов.

В том числе:

Докторов физико-математических и технических наук— 111 чел.

Инженеров общего машиностроения — 572 чел.

Инженеров строителей и архитекторов — 257 чел.

Инженеров-электриков — 216 чел.

Инженеров-химиков — 156 чел.

Инженеров по слабым токам — 29 чел.

Инженеров по самолетостроению — 39 чел.

Горных инженеров — 37 чел.

Инженеров-металлургов — 28 чел.

Инженеров по автостроительству — 16 чел.

Инженеров-путейцев — 13 чел.

Инженеров-текстильщиков — 9 чел.

Агрономов — 13 чел.

Прочих специалистов — 85 чел.

По отзывам Академии наук СССР, ряда научно-исследовательских институтов и хозяйственных министерств, среди выявленных специалистов имеются крупные ученые, а также видные производственные и технические руководители известных германских фирм. Так, например, Христиан Манфред — член быв(шей) Германской академии наук, крупный специалист по газовым турбинам и реактивным двигателям, быв(ший) технический директор моторостроительной фирмы «Аргус».

По имеющимся данным, американцы через своих доверенных лиц пытались его получить из советской оккупационной зоны Германии и вывезти в США.

Хеймендт Пауль — доктор технических наук, один из крупнейших специалистов в области низких температур, моторов внутреннего сгорания и ракетных агрегатов.

Буссе Эрнст — доктор физических наук, бывший руководитель Центрального института дециметровых и сантиметровых радиоламп.

Бранднер Фердинанд — бывш(ий) технический директор завода фирмы «Юнкере» в городе Дессау по производству турбинных самолетов, изобретатель и владелец многих патентов по 24-цилиндровому авиационному мотору.

Юнг Герхард — профессор физической химии, бывш-(ий) руководитель института при Центральной военно-химической лаборатории в Шпандау и ряд других.

МВД СССР организовало работу с выявленными специалистами, в результате которой получено значительное количество технических материалов, получивших положительные оценки заинтересованных организаций.

В связи с этим ряд министерств и научно-исследовательских институтов обратились в МВД СССР с просьбой передать им нужных специалистов из числа военнопленных и интернированных для использования на заводах, в конструкторских бюро, институтах и других объектах.

Запросы поступили из Министерства черной металлургии, авиационной промышленности, электропромышленности, целлюлозной и бумажной промышленности, химической промышленности, машиностроения и приборостроения, станкостроения, Совета радиолокации, Главного управления гидрометслужбы при Совете Министров СССР, а также от ряда научно-исследовательских институтов Министерства Вооруженных Сил СССР.

МВД считает целесообразным удовлетворить просьбу заинтересованных министерств. Проект Постановления Совета министров СССР прилагается»[617].

Проект Постановления, на который есть ссылка в этом документе, содержал шесть пунктов.

В первом пункте Госплану при Совете Министров СССР вместе с МВД СССР поручалось распределить выявленных среди военнопленных и интернированных специалистов по отраслям промышленности. Во втором пункте МВД СССР поручалось освободить отобранных для работы в промышленности специалистов из лагерей, выдать им временные удостоверения на проживание в местности, куда они направлялись на работу, установив контроль за режимом проживания. На соответствующие промышленные министерства возлагался контроль за правильным использованием специалистов и за созданием им надлежащих жилищно-бытовых условий. Проект предусматривал оплату труда специалистов по существующим ставкам для советских специалистов с выдачей половины этой суммы в валюте государств, подданными которых были военнопленные и интернированные. За МВД СССР было оставлено право водворять обратно в лагерь тех специалистов, которые не проявят себя на работе в течение трех месяцев или по каким-либо причинам не могут быть в дальнейшем использованы на производстве[618].

С сентября 1947 года согласно Приказу МВД СССР № 00837 от 7 августа 1947 года «О сосредоточении оперативных учетов враждебного элемента и агентуры по военнопленным и интернированным в первых отделах МВД—У МВД» на оперативном учете стояли не только преступники, но и «специалисты в области перспективных отраслей науки и техники».

По этому приказу сотрудникам МВД, которые осуществляли агентурно-оперативное обслуживание лагерей военнопленных и интернированных лиц, нужно было выявить и сообщить в первые отделы областных МВД установочные данные на категории специалистов работавших в сфере:

«радиолокации, электронной и вакуумной техники;

атомной физики;

области низких температур и реактивной техники;

ночного видения».

Также нужно было выявить всех:

«профессоров и докторов наук;

технических руководителей физико-химических и научно-исследовательских институтов и лабораторий;

инженеров всех специальностей;

специалистов в области физики и химии, имеющих высшее образование».

А еще учесть всех «специалистов, независимо от их образования, давших ценные технические и рационализаторские предложения»[619].

Ответ на вопрос об эффективном использовании результатов «переписи» прозвучал в середине января 1948 года в докладной записке министра МВД СССР С. И. Круглова, адресованной И. В. Сталину, В. М. Молотову, Л. П. Берия, А. А. Жданову, «о количестве, физическом состоянии, трудовом использовании военнопленных и результатах оперативной и политической работы среди них в 1947 году».

Согласно этому документу в стране «широко использовались высококвалифицированные специалисты из числа военнопленных». 341 человек «использовался на научно-исследовательской работе в МВД СССР, промышленности и военно-научных учреждениях. Ими представлено 114 научно разработанных предложений и изобретений, из которых 21 принято нашей промышленностью (целлюлозно-бумажной, металлургической, авиационной, приборостроения и машиностроения, угольной и др.)».

А вот пример конкретных достижений заключенных. «Работы доктора физических наук Киршбаума (бывшего члена правления концерна „Сименс“) „План создания сети воздушного наблюдения и аэронавигации“ и „Новые принципы планирования кольцевых сетей для связи и для передачи электроэнергии на сверхдальних расстояниях“ изучаются специальной комиссией Совета Министров СССР[620].

Итоги учета зафиксированы в справке ГУПВИ МВД СССР «О трудовом использовании военнопленных в интересах народного хозяйства страны в 1941—1949 гг.», датированной серединой января 1950 года. В ней было отмечено, что «из числа военнопленных и интернированных было выявлено и учтено 1300 инженеров и научных работников, в результате работы с которыми было получено около 100 научно-технических предложений, получивших положительную оценку наших научно-исследовательских организаций и министерств и одобренных для использования в народном хозяйстве СССР»[621].

Спустя пятьдесят лет трудно назвать точную цифру объектов — лабораторий, конструкторских бюро, опытных производств и т. п., где штаты были частично или полностью укомплектованы немецкими пленными специалистами.

Один из таких проектов — разработка и строительство самолета Т-117 конструкции 4-го спецотдела МВД СССР. Вот так в нашей стране появилось еще одно КБ, существование которого до последнего времени хранилось в архиве под грифом «совершенно секретно».

Датой рождения этого необычного авиационного ОКБ № 86 при заводе № 86 (его официальное название) следует считать 5 сентября 1946 года. В тот день вступил в силу совместный приказ МАП и МВД СССР № 608с/0283

«Об организации Особого конструкторского бюро 4-го спецотдела МВД СССР при заводе № 86 МАП СССР».

В нем подробно расписано кто, когда и что должен сделать для воплощения в жизнь идеи разработки нового самолета с помощью пленных немецких специалистов.

Согласно тексту документа для «исполнения Постановления Совета Министров СССР от 29 июля 1946 года № 1666-737сс об организации Особого конструкторского бюро при заводе № 86 министерства авиационной промышленности СССР для проектирования и постройки трех опытных экземпляров самолета Т-117» было необходимо:

«1. Заместителям министра авиационной промышленности СССР тт. Шикину и Дементьеву и начальнику 4-го спецотдела Министерства внутренних дел СССР т. Кравченко:

а) Разместить к 1 октября 1946 г. на заводе № 86 Особое конструкторское бюро 4-го спецотдела МВД СССР, выделив для него необходимые производственные и жилые помещения.

Указанное бюро именовать в дальнейшем ОКБ-86 при заводе № 86.

б) Разработать положение о работе ОКБ-86 и представить нам на утверждение (министрам МАП и МВД. — Прим. авт.) к 15 октября 1946 г.

в) Разработать к 1 ноября 1946 г. график выпуска чертежей и постройки самолета Т-117 на заводе № 86.

2. Начальнику ОКБ-86 и директору завода т. Федорен-ко представить в 3-недельный срок мероприятия по организации, размещению и укомплектованию кадрами и оборудованием конструкторского бюро и опытного производства.

3. Начальнику 4-го спецотдела МВД СССР т. Кравченко к 1 октября 1946 г. довести спецсостав ОКБ-86 (конструкторов, расчетчиков и технологов) до 100 человек и направить в ОКБ-86 50 чел. инженеров, механиков и мастеров из военнопленных и интернированных.

4. И. о. начальника отдела кадров т. Бронникову и начальнику Управления рабочих кадров т. Мосалову перевести с завода № 37 200 чел. квалифицированных рабочих и 30 чел. конструкторов с серийных заводов.

5. Начальнику ГУПВИ МВД СССР т. Кривенко выделить 1000 чел. военнопленных и не позднее 1 октября 1946 г. перевести в СМУ-24 в г.Таганрог на восстановление завода № 86.

6. Заместителю министра авиационной промышленности СССР т. Визиряну обеспечить выполнение первоочередных восстановительных работ и работ по переоборудованию завода № 86 под опытное производство и создание жилого фонда завода № 86 в соответствии с прилагаемым перечнем восстановительных работ по заводу № 86.

7. Разрешить директору завода № 86 производить аккордную оплату по трудовым соглашениям за особо срочные работы по самолету, выполненные рабочими, ИТР в ОКБ и цехах»[622].

А в приказе МВД СССР № 00803 (гриф «совершенно секретно») были расписаны задачи отдельных подразделений этого ведомства по проектированию и постройке опытного экземпляра Т-117. Он был также подписан министром С. Кругловым 5 сентября 1946 года. В этом документе говорилось:

«1. Начальнику ГУЛАГа МВД СССР генерал-лейтенанту т. Наседкину к 1 октября 1946 г. по заявке 4-го спецотдела МВД СССР отобрать в лагерях 80 заключенных-специалистов (конструкторов, расчетчиков, технологов, научных работников — физиков, математиков) для работы в 1-м (самолетном) отделении 4-го спецотдела МВД СССР в г. Таганрог.

2. Начальнику ГУПВИ МВД СССР генерал-лейтенанту т. Кривенко совместно с начальником 4-го спецотдела МВД СССР генерал-лейтенантом т. Кравченко отобрать 50 человек высококвалифицированных инженеров, механиков и мастеров из военнопленных и интернированных специалистов и направить их на завод № 86 МАП для использования по специальности в ОКБ-86 спецотдела МВД СССР.

3. Начальнику УМВД по Ростовской обл. генерал-майору Горбенко, начальнику Тюремного управления МВД СССР генерал-майору Никольскому к 1 октября 1946 г. организовать спецтюрьму на заводе № 86 в г. Таганрог для работы заключенных специалистов МВД СССР, укомплектовав ее необходимым количеством надзорсостава и хозяйственниками с учетом содержания в спецтюрьме военнопленных и интернированных специалистов.

4. Начальнику 4-го спецотдела МВД СССР генерал-майору Кравченко к 1 ноября 1946 г. представить мне на утверждение график выпуска чертежей и дополнительных мероприятий по обеспечению работы, связанной с созданием самолета Т-117 в сроки, утвержденные правительством.

5. Начальнику Тюремного управления МВД СССР генерал-майору т. Никольскому и начальнику 4-го спецотдела МВД СССР генерал-майору Кравченко организовать в Болшево спецобъект для содержания немецких военнопленных специалистов, детального выяснения степени их квалификации и пригодности к работе на объектах 4-го спецотдела МВД СССР.

6. Начальнику Тюремного управления МВД СССР генерал-майору т. Никольскому организовать оперативно-агентурное обслуживание всех объектов 4-го спецотдела МВД СССР, обратив особое внимание на обеспечение обслуживания вновь организованных объектов, обеспечив при этом получение технической информации о работе заключенных специалистов, необходимой 4-му спецотделу МВД СССР. Все мероприятия, связанные с организацией этой работы, представить мне на утверждение к 15 октября 1946 г.»[623].

А вот и отчет о проделанной работе. Речь идет о записке С. И. Круглова И. В. Сталину «О разработке группой немецких военнопленных-специалистов турбореактивного двигателя». Документ датирован 10 декабря 1947 года:

«Группа немецких военнопленных-специалистов, работающих в системе 4-го спецотдела МВД СССР в кол-ве 42 человек во главе с интернированным немецким специалистом, бывшим техническим директором фирмы „Аргус“ доктором технических наук Манфредом Рудольфом, разработала и предложила проект турбореактивного двигателя с винтом — ТРДВ — с нижеследующими тактико-техническими данными:

Суммарная статистическая тяга…………………….6150 кг

При двух соосных винтах диаметром………………3,2 м

Суммарная мощность………………………………..5600 л. с.

Мощность на валу…………………………………….5060 л. с.

Расход воздуха………………………………………………21 кг/с

Удельный расход топлива, отнесенный

к мощности на старте………………………..0,334 кг/л.с./ч

Удельный вес двигателя, отнесенный

к тяге на старте с винтом……………………….0,301 кг/кг

В проекте ТРДВ разработан ряд конструктивных особенностей, позволяющих создать двигатель с большой концентрацией мощности, как-то: двойная камера сгорания, полые лопатки турбин, применение керамики для соплового аппарата турбины, регулирование распределения мощности диффузера и автоматической подачи топлива. Кроме того, спроектированы двухскоростной планетарный редуктор и 12-ступенчатый осевой компрессор со степенью сжатия 7.

Министерством внутренних дел Союза ССР проект турбореактивного двигателя с винтом — ТРДВ — был направлен на рассмотрение и заключение в Государственный научно-испытательный институт ВВС, который в своем заключении указал, что спроектированный двигатель по своим основным показателям (тяга, удельный расход топлива, вес и габариты) стоит на уровне двигателей, находящихся в плане опытного строительства 1947-1948 гг.

В заключении указывается также: „Конструктивные особенности двигателя, как-то: двухскоростной редуктор соосных винтов, две последовательные камеры сгорания и комплексная схема регулирования входного диффузионного реактивного сопла, оборотов турбины и винта, а также перепуск газов из второй камеры помимо турбины — представляют несомненный интерес для ВВС СССР, что дает основание считать целесообразным рекомендовать разработку экспериментального образца этого двигателя».

Докладывая Вам о проделанной работе по турбореактивному двигателю с винтом — ТРДВ, полагал бы целесообразным поручить Министерству авиационной промышленности совместно с Министерством внутренних дел СССР рассмотреть проект предполагаемого ТРДВ и подготовить практические мероприятия по его реализации»[624].

Кроме военнопленных, в советских лагерях «сидело» огромное количество высококвалифицированных интернированных иностранных специалистов. Правда, они отбывали свои сроки отдельно от военнопленных. Эти люди не воевали с оружием в руках против советских войск. Они вообще не служили в немецкой армии, зато имели несчастье проживать на территории, оккупированной Красной Армией. Причины их интернирования были разными, но итог один — работа в советских учреждениях на правах заключенных.

Они должны были до 1949 года вернуться домой. Понятно, что отток высококвалифицированных кадров не устраивал руководителей советской промышленности. Поэтому в принятом 7 мая 1948 года Постановлении Совета Министров СССР различным министерствам, на предприятиях которых работали интернированные немцы, по согласованию с МВД СССР, разрешалось переводить их на положение вольнонаемных рабочих с правом свободного проживания. Разумеется, при условии, что эти люди выразят искреннее желание остаться в Советском Союзе.

Процедуру «освобождения» регламентировала специальная инструкция «О порядке перевода на положение вольнонаемных рабочих интернированных немцев из числа высококвалифицированных специалистов, изъявивших желание остаться на работе в Советском Союзе, и порядке их документирования». Она вступила в силу согласно Приказу МВД СССР №00962 от 9 августа 1948 года.

Для того чтобы специалист был переведен в категорию «вольнонаемного рабочего с правом свободного проживания», руководство предприятия, где работал этот человек, готовило «мотивированное ходатайство о переводе».

В этом документе указывалось:

1. Установочные данные на работника (фамилия, имя, отчество, дата и его место рождения, национальность, где проживал до интернирования (подробный адрес). Также нужно сообщить: «в каком подданстве — гражданстве состоял до интернирования, когда и где был интернирован, какую имеет специальность». Понятно, что требовалось написать «подробный адрес предприятия и в состав какого министерства оно входит».

2. Отдельно отмечалась необходимость «подробной характеристики деловых качеств интернированного и его отношение к работе». В Советском Союзе очень любили различные характеристики. Они требовались везде, начиная от процедуры вступления в комсомол и заканчивая приемом в институт.

3. Мотивы, по которым возбужденно ходатайство. Этот документ готовился в двух экземплярах. Один для министерства, а другой для МВД—УМВД. К нему прилагалось письменное «заявление интернированного о его желании остаться на работе в Советском Союзе и 4 фотокарточки паспортного образца».

После того как МВД—УМВД получало ходатайство, там составляли «обоснованное заключение». При этом особо подчеркивалось, что для принятия мотивируемого решения необходимо наличие «письменного подтверждения ходатайства соответствующим министерством». Таким образом, ответственность за необходимость перевода и все последствия ложились на руководство предприятия и министерства. И это логично. Ведь в МВД могли проверить кандидата только на отсутствие негативных фактов в его биографии. Свое решение ГУПВИ представляло на утверждение руководству МВД СССР.

После этого документы начинали перемещаться в обратном направлении. «По получении извещения о согласии МВД СССР с переводом министерства, в системе которого находится предприятие, где работает переведенный интернированный, ГУПВИ дает указание руководству предприятия о переводе данного интернированного на положение вольнонаемного рабочего с правом свободного проживания».

Затем Главное управление милиции МВД СССР давало «соответствующему управлению милиции республики, края, области указание» о выдаче «вида на жительства для лица без гражданства и о прописке его на жительство в пункте работы». Этот документ под расписку «вольнонаемному» специалисту торжественно вручал начальник районного отдела милиции, которое было расположено по месту работы интернированного. О предстоящем событии человеку сообщал руководитель предприятия.

На самом деле, даже получив такой документ, человек продолжал оставаться подневольным. Специальный приказ МВД СССР № 00105 от 28 января 1948 года регламентировал все вопросы, связанные с «выдачей видов на жительство лицам без гражданства, интернированным, переведенным на положение вольнонаемных рабочих, порядок оформления и учета их, явка на регистрацию, обеспечение режима проживания и розыск скрывшихся».

Отметка «бывший интернированный» присутствовала не только в «виде на жительство», но так же «в учетной алфавитной карточке общесправочной картотеки — в графе „цель приезда в СССР“, в карточке „подданство“ и в „сводном рапорте“.

Последний, тринадцатый пункт инструкции предписывал «о каждом выданном виде на жительство интернированному, переведенному на положение вольнонаемного рабочего, ОВИР управления милиции немедленно сообщать МГБ республики, УМГБ края, области с указанием места работы и адреса жительства такого лица»[625].

В тексте инструкции фигурировал «вид на жительство». В отличие от паспорта этот документ существенно ограничивал права владельца на перемещение по стране. Фактически человек не мог покинуть населенный пункт, где он был прописан. Аналогичная проблема была у жителей сельских районов. Они тоже были лишены паспортов. Для поездки в город нужно было оформлять справку у председателя сельсовета. Вырваться из деревни можно было двумя путями. Для парня — отслужить в армии, а потом устроиться на работу в городе. Для девушки — выйти замуж за владельца паспорта, а потом развестись. Как эту проблему решали «бывшие интернированные», неизвестно.

Другая особенность положения «бывших интернированных» — они не имели советского гражданства. Может быть, его им могли оформить, но это отдельная процедура.

Тех, кто по тем или иным причинам не попал в советские лагеря, а предусмотрительно перебрался в зону, контролируемую западными войсками, пытались переманить большим пайком, деньгами и стабильной жизнью. Например, летом 1945 года около 300 немецких специалистов-ракетчиков проживало в отелях и на частных квартирах в 3—4 километрах от демаркационной линии. Сотрудники института Рабе (организован советскими специалистами для воссоздания германской ракетной техники совместно с немецкими коллегами) вместе с родственниками ракетчиков регулярно навещали их и вели активную агитацию. Руководил этой акцией выпускник Военно-воздушной инженерной академии им. Н. Е. Жуковского старший лейтенант В. Харчев. Им удалось переманить несколько крупных ученых, среди них самым ценным считался Г. Герттруп — специалист по системам управления[626].

Кроме интернирования широкое распространение получил другой способ перемещения интеллектуальных ресурсов. Немецких специалистов, которые работали на советских предприятиях в оккупированной зоне, просто отправляли в длительную командировку в СССР. Аналогичная практика существовала и в самом Советском Союзе перед войной. Тогда любого специалиста могли переместить с одного промышленного объекта на другой. И неважно, что их разделяли сотни тысяч километров, а жизнь в Москве радикально отличалась от жизни в Мурманске или Ташкенте. А ведь могли поселить в голом поле на том месте, где через несколько месяцев вырастит очередной гигант советской индустрии.

В апреле 1946 года Совет Министров СССР принял постановление о переводе всех работ по военной тематике в Советский Союз. И поэтому около 7 тысяч специалистов, не считая членов их семей, были вывезены в СССР.

Каждому «вынужденному переселенцу» выдавался паек и подъемные в размере от 3000 до 10 000 рублей, в зависимости от занимаемой должности.

Необходимость проведения такой акции была связана с принятием на Крымской конференции глав СССР, США и Великобритании в феврале 1945 года решения «…изъять или уничтожить все германское военное оборудование, ликвидировать или взять под контроль всю германскую промышленность, которая могла быть использована для создания военного производства». Понятно, что многочисленные советско-германские КБ и НИИ были грубым нарушением этого решения.

Иностранные специалисты в СССР, как гражданские так и военные — участвовали в восстановлении и развитии экономики СССР, а также вооружённых сил страны.

Предыстория[править]

Этнические китайцы, находившиеся в 1917 году на территории Российской империи, активно участвовали на стороне большевиков в Октябрьской революции и в Гражданской войне (см. Chinese in the Russian Revolution and in the Russian Civil War^[en]), как в индивидуальном порядке, так и в составе воинских подразделений, укомплектованных по национальному признаку^[1]. Командиром одного из таких подразделений был Жен Фучен. По некоторым советским источникам общая численность китайцев в РККА на тот период составляла несколько сотен тысяч человек^[2]. Китайские части воевали практически на всех фронтах Гражданской войны. В частности, сохранилось много свидетельств участия китайцев (а также латышей и венгров) в боях с восставшими против большевиков рабочими Ижевских и Воткинских заводов. Одни военнослужащие этих частей искренне симпатизировали большевикам, другие вступали в Красную Армию, чтобы выжить или, в конечном счете, вернуться в Китай. Китайцы, носившую униформу РККА^[3], были составной частью контингента иностранных военнослужащих, получивших в советской историографии название «отряды интернационалистов».

Наряду с китайцами на стороне большевиков воевали корейцы^[4], чехи, словаки, венгерские евреи (сгруппировавшиеся вокруг Бела Куна), латыши и представители нескольких других национальностей^[5]. Также китайцы были телохранителями большевистских лидеров^[6] и служили в ЧК (в 1919 году — около 700 человек),^[7]где они часто использовались для арестов и расстрела противников советской власти^[3].

По поводу использования большевиками китайских солдат высказывались как противники большевиков внутри страны, так и зарубежные наблюдатели. Большевиков часто высмеивали за их зависимость от китайских и латышских добровольцев^[8]. Антибольшевистская пропаганда использовала тезис о том, что русский народ не поддерживает большевиков, и им приходится использовать иностранных наёмников, жестоко подавляющих недовольство населения^[9].

В 1918 году Дмитрий Гайворонский, член Всероссийского Учредительного Собрания, утверждал, что власть большевиков базируется, в основном, на иностранной поддержке: «…в Москве у них есть 16 000 хорошо вооруженных латышских солдат, несколько подразделений финской Красной Гвардии и большой батальон китайцев.» Последние, по утверждению Гайворонского, всегда использовались для расстрелов^[10].

В своей книге «Между Красными и Белыми» Л. Троцкий саркастически упоминает обвинение в том, что Советская власть удержала Петроград и Москву «при помощи латышских, китайских, немецких и башкирских полков»^[11]. Однако, самого Троцкого, по крайне мере во время его передвижения на личном поезде, по его словам, охраняли именно латыши.

Иностранные предприниматели, инженеры и рабочие времен НЭПа (иностранные концессии)[править]

 → Иностранные концессии в СССР

Несмотря на сравнительное небольшое число иностранных концессий в СССР (по неполным советским данным — менее 500 за 10 лет), они были распределены по всем стратегически важным отраслям советской экономики (добыча и переработка полезных ископаемых, черная и цветная металлургия, машиностроение, энергетика и электротехническая промышленность, химическая промышленность, транспорт и транспортное машиностроение, лесная промышленность, легкая промышленность и даже сельское хозяйство и пищевая промышленность).
В первой половине 20-х годов (эпоха НЭПа) основой экономического роста СССР было восстановление и модернизация промышленности Российской Империи, осуществлявшиеся иностранными компаниями или под руководством иностранных специалистов.

• книга «Западные технологии и развитие советской экономики с 1917 по 1930 годы» (1968)

Иностранные специалисты в довоенный период (первые пятилетки)[править]

Индустриализация СССР заключалась в глубокой модернизации сооруженных до революции и в строительстве большого числа новых промышленных объектов. В советских условиях и то, и другое подразумевало импорт зарубежного оборудования, технологий и приглашение соответствующего количества иностранных специалистов, чей опыт и знания были необходимы для монтажа и пуско-наладки оборудования, освоения технологий и оптимизации производственных процессов. В некоторых случаях для выполнения какого-либо проекта (как правило, в области ирригации или дорожного строительства) было достаточно одного иностранного специалиста; иногда, как например, при строительстве Уфимского нефтеперерабатывающего завода (первого в СССР производителя высокооктанового авиационного бензина), было достаточно пяти инженеров, а порой объёмы работ и срочность их проведения требовали присутствия целых групп иностранных инженеров и техников, для проживания которых приходилось строить специальные «городки».

Большой объём информации о количестве иностранных специалистов, работавших в СССР в период индустриализации, содержится в книге Э. Саттона «Западные технологии и развитие советской экономики с 1930 по 1945 годы»^[12]. Саттон также неоднократно отмечает значимость их работы на фоне невысокой средней квалификации советских специалистов и сложности задач индустриализации. Ниже приводится лишь несколько из огромного числа собранных Саттоном примеров:

• Согласно цитируемым Э. Саттоном советским источникам в 1930 году в цветной металлургии СССР (включая добычу золота и редкоземельных металлов) на всех её стадиях — от добычи руды до получения готового металла — работало всего 346 советских инженеров и 458 техников, три четверти из которых имели опыт работы менее одного года, и лишь семь процентов имели опыт работы свыше трёх лет. По советским же источникам в этой отрасли было напрямую трудоустроено примерно 200 американских инженеров в дополнение к иностранным специалистам, прибывшим в СССР по программам технического содействия и по индивидуальным контрактам. По свидетельству американского инженера Дж. Литлпейджа (John Littlepage), работавшего в СССР заместителем директора «Цветметзолото», на каждой шахте этого треста было 4-5 американских инженеров.

• В разгар строительства Магнитогорского металлургического комбината (который был практически копией завода в г. Гэри, штат Индиана) там работало 250 американцев, а также большое число немецких и других иностранных специалистов. По воспоминаниям американских инженеров, самой серьёзной проблемой для них было «…сдерживать советских инженеров, известных среди американцев как „90-дневные чудеса“ (90-day wonders), которые были убеждены в том, что поспешно разработанные трёхмесячные курсы подготовки и революционный энтузиазм являются вполне достаточной заменой капиталистическому инженерному опыту».
• В 1931 году на работах по механизации угольных шахт Донбасса было задействовано около 2 000 иностранных специалистов, примерно 80 % которых составляли немцы.
• В 1933 году, когда в результате «валютного кризиса» из СССР уехали многие американские специалисты, на Краматорском металлургическом заводе приступили к работе 500 немецких специалистов, к которым — согласно документу из архива Государственного Департамента США — «…относились, как к русским, и которым платили 150 рублей в месяц, в то время, как американские инженеры зарабатывали до 1000 долларов (плюс 500—600 рублей) в месяц».
• На строительстве Уралмашзавода работало около 150 иностранцев, причем не все они были инженерно-техническими специалистами, то есть там были и «простые» рабочие (foreign specialists and workers).

Э. Саттон приводит много подобных примеров, однако, пожалуй, самым ярким из них и — по словам самого Саттона — «одним из воистину больших сюрпризов» было сотрудничество с СССР компании Albert Kahn, Inc. (наиболее известной в то время американской компанией, специализирующейся в области промышленной архитектуры). Саттон цитирует одного из сотрудников этой компании: «Это было в 1928 году… в нашу дверь, без приглашения, вошёл самый необычный для архитектора заказ. В тот год в офис нашей компании прибыла группа инженеров из СССР с контрактом на тракторный завод стоимостью в 40 000 000 долларов и с набросками строительной программы стоимостью ещё в 2 000 000 000 долларов. Проекты примерно десяти заводов из этой программы были выполнены в Детройте, остальная работа делалась специальным офисом в Москве, в котором работало 1500 чертёжников». По мнению Саттона, эти «наброски строительной программы» были ничем иным, как планами первой и второй пятилеток «социалистического строительства».

Впоследствии это московское проектное бюро стало Госпроектстроем, а число его сотрудников выросло до 3 тыс. человек. Безусловно, основная их часть была советскими гражданами, однако, ключевые должности в нём занимали несколько десятков иностранцев, а руководителем этой организации и, по совместительству, Председателем комиссии ВСНХ по строительству был гражданин США Д. К. Скримджер (G.K. Scrymgeour)^[13].

О профессиональных способностях советских специалистов свидетельствует содержащийся в архиве Государственного Департамента США отчёт о беседе с девятью инженерами, работавшими на Albert Kahn, Inc., обратившимися в конце 1930 года в консульство США в Риге за продлением своих въездных виз. В этом отчёте подтверждается, что по своему характеру деятельность Albert Kahn, Inc. в СССР заключалась в поставке «высококвалифицированных специалистов в области инженерного дела и архитектуры». Также в отчёте говорится о том, что американцы работали вместе с тремястами советскими специалистами, однако — по общему мнению американцев — «…лишь четверо-пятеро из этих русских были инженерами, а остальные, исключая 20 девушек-копировальщиц, были „хуже, чем бесполезными“ (worse than useless)».

Об этом же свидетельствует А. И. Рыков в статье, опубликованной в газете «Правда» (№ 94 от 24 апреля 1929 г.): «Для нового строительства недостаточно одних лишь денег… сейчас нам нужно приложить огромные усилия к освоению западно-европейской и американской техники… использование иностранного научно-технического опыта в ходе этой пятилетки не может не приобретать несравнимо большие размеры. Не всегда понимается, до какой степени необходимо применение западной техники… после того, как вырастут наши собственные новые кадры… необходимость в иностранных специалистах уменьшится. Но пока… такие меры, как приглашение лишь нескольких сотен иностранных специалистов проблемы не решит.» (Перевод с английского текста, приведенного в книге Э. Саттона). Далее Рыков конкретизирует на примере искусственного шёлка: «…например,.. производство искусственного шёлка… Здесь мы бесконечно бьёмся над этим вопросом, но, по-прежнему, не можем разработать надлежащий план или выработать осмысленную идею. В то время как за границей эта отрасль промышленности, несмотря на все препятствия, создаваемые частной собственностью, развивается очень быстро. У нас эта отрасль могла бы развиваться с неизмеримо большей скоростью, но мы, однако, пока показали, что слабы, как дети».

Наиболее кратко (и нелицеприятно) причина необходимости в иностранных специалистах была сформулирована английским инженером, нанятым «советами» для инспектирования работы других иностранных инженеров: «Конечной целью пятилетнего плана было достижение разрушения капиталистического мира путем экономической войны. Это становилось понятным любому участнику реализации этого плана, но оказалось, что у этих коммунистов просто не хватает мозгов для выполнения той гигантской задачи, за которую они взялись»^[14].

Немецкие специалисты, перемещенные в СССР в результате операций Russian Alsos и «Осоавиахим»[править]

Перед завершением Второй мировой войны на европейской территории и после капитуляции Германии спецслужбы США и Великобритании вели активную деятельность по перемещению на Запад немецких ученых и конструкторов, технической документации, а также образцов и прототипов военной техники и вооружения. Наиболее известными операциями такого рода были «Алсос» и «Скрепка». СССР тоже проводил подобные операции на территории своей зоны оккупации Германии и Австрии. Такие советские операции известны на Западе под названиями «Русский Алсос» и «Операция ОСОАВИАХИМ» (Operation Osoaviakhim^[en]). Целью первой были немецкие специалисты, разрабатывавшие ядерное оружие, а второй — специалисты по всем иным видам вооружения. В рамках этих операций на территорию СССР было вывезено и достаточно долго там находилось следующее количество ученых, инженеров, техников и членов их семей:

• Свыше 300 ученых и специалистов, участвовавших в ядерной программе Третьего рейха, и внесших весомый вклад в создание советского ядерного оружия.

• Не менее 800 инженеров и техников компаний «Юнкерс» и BMW, специализировавшихся на проектировании и изготовлении турбореактивных двигателей (004 и 003 соответственно), производившихся в СССР под марками РД-10 и РД-20. Этими же специалистами, под руководством А. Шайбе, был разработан двигатель НК-12 для стратегического бомбардировщика ТУ-95.
• 6 000 технических специалистов (но не ведущих инженеров) в области ракетостроения, работавших на испытательных полигонах в Пенемюнде и Близне (Польша), а также на заводах, производивших Фау-1 и Фау-2 (в Нордхаузене и в Праге). Вместе с этими специалистами в СССР было вывезено 20 000 членов их семей^[15]. Возможно, в эту же группу специалистов входили немецкие инженеры, участвовавшие в создании «Беркута» — принятой на вооружение в 1955 году зенитно-ракетной системы ПВО Москвы.
• Около 4 000 специалистов по проектированию и строительству подводных лодок были вывезены в СССР вместе с демонтированными специализированными верфями в Бремене и Штеттине (вместе с этими верфями были демонтированы и вывезены в СССР заводы по производству торпед, двигателей и систем управления огнем подводных лодок)^[16].
• 16 немецких оружейных конструкторов, в том числе и Хуго Шмайссер, перевезенных в Ижевск и работавших в специально созданном отделе (№ 58) оружейного КБ завода «Ижмаш». Существуют некоторые свидетельства того, что Шмайссер весьма неохотно сотрудничал с советской властью и получил самые негативные отзывы советских кураторов, называвших его «практиком», которому явно не хватает технического образования. Однако, когда в 1952 году эта группа была отпущена на Родину, Шмайссер был задержан в СССР ещё на полгода^[17]. Многие иностранные исследователи считают, что Шмайссер — среди прочего — принимал непосредственное участие в разработке автомата Калашникова^[18][19][20].
• В некоторых случаях число вывезенных в СССР немецких специалистов не было столь значительным, как указано выше, в силу того, что сама специфика некоторых отраслей не требует большого количества специалистов для налаживания производства. Например, как пишет в своей книге Э. Саттон, в конце Второй мировой войны в СССР было перевезено несколько наиболее важных немецких заводов по изготовлению высокоточных измерительных приборов. Завод компании Zeiss в г. Йена, производивший оптические и научные приборы, включая микрометры, оптические компараторы, угломерные приборы и оборудование для испытания зубчатых колес был полностью перевезен в подмосковное Монино, где при содействии трех немецких высококвалифицированных специалистов (Dr. Eitzenberger, Dr. Buschbeck, Dr. Faulstich) был открыт завод по производству детекторов и оборудования для дистанционного управления, в том числе радиоуправляемого записывающего оборудования и систем наведения ракет. Также в СССР был перевезен берлинский завод компании Siemens & Halske вместе с электронными микроскопами и руководящим персоналом.

Вообще, перемещение в СССР немецкого инженерно-технического персонала вместе с вывозимым в качестве репараций оборудованием было обычной практикой, с очевидностью вызываемой большим недостатком (или полным отсутствием) в Советском Союзе специалистов соответствующей квалификации, без которых привезенное оборудование было бы практически бесполезным. Порой, доходило до курьезных случаев, подобных описанному в Aeronautics (London); July 1951, pp. 35-36: «С одного [немецкого] радиолампового завода русские вывезли в СССР 50 % оборудования. После этого они приказали управляющим построить новое оборудование для сохранения объёма выпускаемой продукции. После того, как такое оборудование было построено и запущено в эксплуатацию, оно было тоже вывезено в СССР. Затем все это повторилось ещё раз, и когда завод снова вышел на прежний уровень производства, он был весь вывезен в СССР — полностью — вместе с управленческим персоналом, инженерами, мастерами, основными рабочими и семьями рабочих…»^[15]

Иностранные инженерно-технические специалисты на «стройках коммунизма»[править]

см. Стройка коммунизма

Подготовка на территории СССР иностранных военных специалистов для национально-освободительных движений[править]

см. Национально-освободительные движения, 165-й учебный центр по подготовке иностранных военнослужащих

См. также[править]

• Иностранные концессии в СССР
• книга «Западные технологии и развитие советской экономики с 1917 по 1930 годы» (1968)

Источники[править]

Ссылки[править]

• Иностранные специалисты, иностранные рабочие в СССР Библиотека сибирского краеведения
• Чертопруд С. В. Глава 17. Иностранные специалисты в СССР Научно-техническая разведка от Ленина до Горбачёва
• ИНОСТРАННЫЕ СПЕЦИАЛИСТЫ В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ: «БРИГАДА МАЯ»»Архитектон: известия вузов» № 37 Март 2012
• Kopp А. Foreign architects in the Soviet Union during the first two five-year plans(англ.)

disserCat — электронная библиотека диссертаций работаем для вас с 2009 года

• Корзина пуста

Вход
|
Регистрация

Вы робот?

Мы заметили, что с вашего адреса поступает очень много запросов.

Подтвердите, что вы не робот

Сколько их было?

В августе 1930 г. заместитель заведующего отделом агитации и массовых кампаний ЦК ВКП(б) А.Я. Шумский² отмечал, что в советской промышленности были заняты более 2000 иностранных рабочих, и к концу 1930 г. должны были приехать еще 3500 человек³.

Число зарубежных пролетариев росло ударными темпами, и первоначальные планы были перекрыты. 27 октября 1930 г., по данным ВЦСПС, в Советском Союзе работали 2550 немецких рабочих (без учета членов семей), 1000 американских рабочих[4], около 500 человек из Чехословакии и других стран⁵. План приглашения иностранных рабочих по линии ВСНХ СССР на 1930-1931 гг. предусматривал размещение уже до 12 тысяч иностранных специалистов⁶.

К 1932 г. в СССР было уже более 20 тысяч иностранных рабочих и специалистов. Именно эту цифру называл заведующий отделом культуры и пропаганды ЦК ВКП(б) А.И. Стецкий⁷.

По туристическим визам

Отметим, что в приведенных выше цифрах посчитали не всех иностранцев. Различные способы появления и легализации зарубежных рабочих на советских предприятиях существенно затрудняли их учет. При этом не все приглашенные из-за рубежа работали эффективно. 16 августа 1930 г. на заседании Оргбюро ЦК секретарь ЦК ВКП(б) П.П. Постышев отмечал: «У нас есть иностранные рабочие в некоторых местах, которых надо было бы отпустить. В Архангельске, например, 15-30 ч[еловек] норвежцев — сидят на сплаве, норму вырабатывают меньше, чем наши рабочие. Кормят их так. Договор такой, что их должны снабжать в таком-то количестве мясом, маслом, яйцами, шить им нужно, нужно обязательно черный кофе […]. Они нам стоят страшно дорого… А им живется неплохо, они знают, что у них безработица…»⁸.

Можно выделить четыре категории приехавших иностранных рабочих: постоянные (контрактники); сезонные; рабочие, оформленные по туристическим визам, временно пребывающие на территории СССР.

Самую крупную группу контрактников составляли рабочие из Германии — 11 000 (с семьями — 17 000)⁹.

Группы сезонных рабочих были разнообразны. В октябре 1930 г. в СССР работали 30 000 китайцев; 25 000¹⁰ японцев; афганцы, персы, представители народов Средней Азии (из-за рубежа)¹¹ составляли от 10 000 до 20 000 человек¹². Японцы были заняты на рыболовных промыслах на Дальнем Востоке; персы и иранские азербайджанцы работали на промыслах в Баку и других городах Азербайджана, а также на сборе хлопка в Средней Азии¹³. Китайцы были заняты на золотых приисках на Дальнем Востоке¹⁴.

Иногда интуристы за время пребывания в СССР успевали подыскать работу и устроиться. Так, за август-сентябрь 1931 г. через объединение «Восток-Уголь» устроились 7 немецких интуристов, другие получили работу на предприятиях металлургической и оружейной промышленности¹⁵. Иностранные рабочие, приняв советское гражданство, также могли остаться на работе в СССР¹⁶.

1 апреля 1932 г. вышло постановление ЦК ВКП(б) об устройстве прибывших в СССР интуристов. 11 мая 1932 г. в сводке президиума ВЦСПС отмечалось, что в марте 1932 г. из Канады прибыли 23 интуриста, ВЦСПС обеспечил их питанием и жильем и обратился в наркомат тяжелой промышленности с просьбой об их трудоустройстве. В итоге 2 человека были направлены в Донбасс, 2 — в Подмосковье, другие — в Минск, Ленинград, Ташкент. Секретариат ВЦСПС выделил полтора миллиона рублей на устройство баз для приезжающих рабочих под видом интуристов в Москве и Ленинграде¹⁷.

Где их вербовали

География вербовки рабочих и специалистов была обширной. Для хлебной промышленности старались находить специалистов высшей и средней квалификации большей частью в Европе и США. Для сахарной промышленности — в Германии и Чехословакии, рабочих-монтеров тракторного и сельскохозяйственного инвентаря — в США. Для мясной промышленности — в США. Для рыбной промышленности — в Великобритании, Германии, Дании, Норвегии, небольшую часть — в США. Вербовали тральщиков, штурманов, судовых механиков, мастеров-жиротопов, мастеров-консервщиков. Вербовали и управленцев в центральные аппараты объединений — Союзмясо, Союзхлеб и т.д. и для работы на элеваторах. Для предприятий по производству масла вербовали специалистов из Болгарии, Германии, Румынии. Как правило, все они размещались на местах и в Москву не приглашались¹⁸.

А вот вербовка японских рабочих для рыбных промыслов на Дальнем Востоке велась так же, как и при царском режиме — через агентуру, которая нередко была и агентурой японских компетентных органов. Эта агентура добивалась того, чтобы вербовка на советские промыслы проводилась только на один сезон¹⁹.

Инструкции уполномоченных ВСНХ СССР по вербовке в Германии и США предусматривали обеспечение проверки только технической квалификации приглашаемого рабочего. Характерно, что к процессу вербовки не привлекались левые профсоюзы и компартии тех стран, откуда приглашались рабочие. Это обстоятельство в 1929 г. даже привело к протесту со стороны чехословацких революционных профсоюзов²⁰.

В переводчиках — граф

Вербовка за пределами СССР зачастую проводилась людьми, не знакомыми с реалиями работы на предприятиях, отсюда и завышенные ожидания у иностранных рабочих. А по прибытии иллюзии улетучивались быстро. 16 августа 1930 г. на заседании Оргбюро Постышев отмечал: «Вербуя, надо говорить правду, что у нас еще много трудностей, тяжело. Хочешь бороться — приезжай, а то вербуют, заключают договора на таких условиях, которых не могут выполнять»²¹.

Отсутствие координации между хозяйственными, профсоюзными и партийными организациями в центре и на местах, разное соподчинение иностранных рабочих на различных этапах вербовки, отсутствие должного сопровождения во время следования до места назначения и работы в Советском Союзе — вот далеко не полный перечень трудностей, с которыми столкнулись завербованные пролетарии.

Отдельную проблему составляли переводчики. Не хватало людей, которые могли переводить технические тексты. В записке в Секретариат ЦК ВКП(б) даже отмечалось, что «на Магнитострое среди переводчиков был бывший граф»²². Чаще всего роль переводчиков были вынуждены выполнять советские инженеры, которые в итоге отвлекались от своей непосредственной работы. ЦК ВКП(б) рекомендовал привлекать жителей республики немцев Поволжья, немецких колоний на территории СССР, бывших иностранных военнопленных в СССР и рабочих, побывавших в немецком плену²³.

Серьезным ограничителем оставался жилищный вопрос. Например, на Сахалине в 1931 г. переселенцы и промысловые рабочие остались почти без жилищ: к 1 августа вместо 31 барака был построен один; рабочие на угольных рудниках имели жилую площадь из расчета 2,5 квадратных метра на человека²⁴.

Существенные нарушения на шахтах Донбасса, куда были направлены немецкие рабочие, обсуждались на заседании Политбюро ЦК КП(б) Украины 7 сентября 1930 г. Было решено «просить ЦК ВКП(б) расследовать порядок вербовки в Германии рабочих для работы в Донбассе»²⁵.

Документы РГАСПИ, публикуемые ниже, ярко отражают проблемы трудовой миграции в СССР в начале 1930-х гг. Положению в Донбассе посвящена записка работника Коминтерна Джони де Граафа (док. N 1), записка из Центральной контрольной комиссии ВКП(б) (док. N 2) отражает реальную картину выявленных по приезде иностранных рабочих вопиющих недостатков.

Документы печатаются с сокращениями по правилам современной орфографии.

Публикацию подготовила Марина Дацишина, кандидат исторических наук, главный специалист РГАСПИ.

Секретно

В Донбассе находится 499 германских рабочих, 119 женщин и 138 детей. Когда будут жилища, на Донбасс прибудут еще приблизительно 200 семей здесь работающих германских рабочих. Из 499 рабочих — 123 партийцы²⁶,[…] кроме того, имеется пять фашистов²⁷ и 15 социал-демократов.

Способ вербовки рабочих в Германии.

[…] При вербовке горнорабочих в Рурской области абсолютно никакого внимания не обращалось на нравственный облик рабочих, приглашаемых в СССР. Благодаря этому пришлось иметь дело с совершенно разложившимся люмпен-пролетариатом, который не приехал сюда для работы, но причинил нам большие затруднения.

Политический уровень.

[…] Среди остальных рабочих имеются социал-демократы, которые, по моему убеждению, прибыли сюда с определенным поручением социал-демократической партии собирать материал для пропаганды в Германии; равным образом и фашисты пытаются оказывать отрицательное влияние там, где им представляется для этого возможность.

Техническая квалификация.

При вербовке рабочих в одних случаях от них требовалось предоставление документов об их предыдущей работе, а в других — этого не делалось, благодаря чему в СССР прибыли рабочие (пекари, сапожники, с.-х. рабочие), которые не имеют абсолютно никакого представления о горных работах. Равным образом они стали выдавать себя за слесарей, электромонтеров и т.д. с тем, чтобы избежать работы в рудниках, так как они не в состоянии справиться с предоставленной им работой.

Состояние здоровья.

Несмотря на то, что согласно контракту при вербовке рабочих требуется предоставление медицинского свидетельства, оказалось, что рабочие нанимались, не имея такого свидетельства, и, благодаря этому, в СССР прибыли рабочие с тяжелыми увечьями после войны, с болезнями желудка, туберкулезом легких, так что в скором времени после медицинского освидетельствовования их пришлось отправить назад в Германию; между прочим, было два эпилептика с 45% инвалидностью.

Общие замечания о способах вербовки.

[…] рабочие […] получили отчасти совершенно неверные сведения об экономическом и географическом положении их будущего места работы. Им была обещана: работа на новых предприятиях в местности, богатой лесами и водой, еды вволю, новые жилища с центральным отоплением и ваннами, местные прачечные и т.д. Рабочих удерживали от перевозки в СССР самых необходимых предметов домашнего хозяйства; второй партии рабочих, отправлявшихся в СССР, было сказано, чтобы они не брали с собой в СССР германских денег. Вербовка, главным образом, происходила на обширных собраниях, пропаганда велась на биржах труда вообще с большой шумихой. Несмотря на то, что представитель Союзугля в Германии хорошо знал о жилищном кризисе в СССР и получил указание приглашать на работу в СССР по возможности меньше рабочих с большими семьями, все было сделано как раз наоборот и в СССР поехали рабочие с семьей в 4, 5 или более детей, в некоторых случаях и с грудными ребятами, которые умерли в пути или вскоре по прибытии на Донбасс. […]

Заключение.

При вербовке рабочих для СССР необходимо, чтобы местными партийными организациями осуществлялся контроль над тем, каких людей в нравственном и политическом отношении и какой технической квалификации посылают в СССР. Необходимо возложить ответственность на ячейку каждой местной организации за рабочих, посылаемых в СССР. Эти последние должны иметь ясное представление об экономическом положении в СССР с тем, чтобы они не приезжали сюда с экзальтированным представлением. Отправку рабочих в СССР необходимо организовать таким образом, чтобы один партийный товарищ осуществлял общее руководство над нею до русской границы; кроме того, в каждом вагоне должен иметься один товарищ, указаниям которого каждый должен следовать. Безусловно, необходимо принять меры к тому, чтобы рабочие с момента отправления до русской границы были бы обеспечены едой, питьем и т.д. На русских пограничных станциях рабочих не следует задерживать более 24-36 часов с тем, чтобы разгрузить пограничные пункты и положить предел, насколько это возможно, контрреволюционной пропаганде. Багаж во что бы то ни стало должен идти к русской границе как транзитный груз, так как благодаря этому можно избежать больших расходов и затруднений, возникающих с польскими учреждениями. Германская компартия должна усвоить, что при каждой партии рабочих, направляющихся в СССР, должен иметься определенный процент хороших партийцев.

Вопрос о жилище и мебели должен быть уже разрешен до отъезда рабочих из Германии. Там, где это представляется возможным, партийные, профсоюзные и советские организации должны приложить все усилия к тому, чтобы рабочим, прибывающим из Германии, были возможно скорее предоставлены помещение и мебель.

Условия труда.

Имеющийся у нас опыт показывает, что германских рабочих необходимо использовать на новых шахтах для того, чтобы добиться действительной производительности труда. При этом, в первую очередь, необходимо озаботиться, чтобы у них имелся немецкий, сподручный для них, набор инструментов. Старые русские шахты, построенные устарелым способом, могут быть перестроены лишь через год, (что, естественно, помешает их разработке).

Соответствующие инстанции должны оказывать энергичное противодействие консерватизму некоторых русских специалистов.

Заработная плата.

При найме германских рабочих для работы в СССР необходимо точно, в письменной форме, установить размер заработной платы, которую они будут получать — минимум, по крайне мере, 140 р., с тем чтобы не возникали затруднения в связи с этим вопросом, как это имело место до сих пор. […] необходимо возможно скорее урегулировать вопрос о переводе валюты в Германию семьям рабочих, оставшихся там с тем, чтобы не было таких явлений, какие имеются теперь с первой партией рабочих, семьи которых 13 августа[28] еще не получили валюты и до сих пор еще точно не известно, переведена ли валюта к сроку. Вследствие задержек с выплатой валюты создается почва для политических конфликтов, которые не так легко ликвидировать в Германии и которые наносят германской партии, в особенности в теперешней ее предвыборной борьбе, неизмеримый ущерб.

Джони де Грааф

Политический инструктор для германских специалистов и квалифицированных рабочих в Донбассе

_{РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 181. Л. 132-134.}

_{Перевод с немецкого}²⁹

_{Подлинник. Машинописный текст с рукописными пометками.}

№ 2. Записка ЦКК ВКП(б) от 9 сентября 1930 г.

Секретно

При ответе ссылаться на N 85/с

ЦК ВКП(б) тов. Молотову

Копия: т. Постышеву, т. Рудзутаку

Оргбюро ЦК ВКП(б) в связи с обсуждением вопроса о работе среди иностранных рабочих и специалистов уже касалось вопроса о материальном положении иностранных рабочих и специалистов и условиях их вербовки.

В дополнение […] считаю необходимым сообщить в ЦК материал, имеющийся в распоряжении ЦКК-НК РКИ³⁰.

В СССР прибыли уже значительные партии завербованных иностранных рабочих (группы строителей-гамбуржцев, австрийцев и чехов — 125 чел., горняков — 500-600 чел., и американцев для Сталинградского Тракторостроя — 400-500 чел.; кроме того, прибыли значительные группы для работы в военной промышленности и других отраслях).

Почти во всех случаях хозорганы оказались неподготовленными к приему иностранных рабочих, как в отношении создания материально-бытовых условий, так и их использования на работе, что привело к серьезным конфликтам почти со всеми прибывшими группами рабочих. Группы строителей в Тамбове, Москве и Ленинграде приостанавливали работы, и часть их уехала обратно за границу. В Донбассе доходило до серьезных конфликтов почти во всех шахтоуправлениях, на которые прибыли иностранные рабочие, причем также имели место приостановки работ. В Сталинграде имела место агитация за приостановку работ (она не имела успеха только потому, что фактически прибывшие еще не начали работать). Крупные конфликты имели место и в других местах (Рыбинск и друг.). Необходимо отметить, что все 125 строителей и 25% прибывших горняков являются партийцами.

Помимо конфликтов с иностранными рабочими мы уже сталкиваемся с фактами дипломатических выступлений в связи с положением у нас завербованных иностранных рабочих. Германский консул в Харькове еще до прибытия из Германии завербованных горняков обращал внимание представителя НКИД на то, что у него есть опасения относительно конфликтов с приезжающими на почве тяжелых продовольственных и жилищных условий. Действительно, к нему уже сейчас обратились 17 рабочих с просьбой об обратном возвращении в Германию (двое рабочих и одна женщина уехали). В связи с этим генконсул снова довел до сведения уполномоченного НКИД о ненормальных условиях, в которых оказались германские горняки (заболевание дизентерией, антисанитарные жилищные условия и т.д.), причем он отмечает, что канцелярия генконсула превратилась в ночлежку для рабочих, желающих возвратиться в Германию.

Наш консул в Гамбурге сообщает, что туда вернулись некоторые завербованные нами строители, которые своими рассказами о положении у нас ухудшили условия вербовки рабочих. Газета «Гамбургер-Фремденблат»³¹ печатает ряд писем вернувшихся.

На биржах труда в Рурской области расклеены объявления, предупреждающие, на основе полученной из СССР информации, против поездок к СССР ввиду тяжелых условий, в коих очутились поехавшие туда рабочие.

По сообщению ЦК Союза строителей, в Вене перед зданием ЦК компартии состоялась демонстрация жен австрийских строительных рабочих в связи с неполучением из СССР валюты в течение длительного времени. Демонстрация была разогнана полицией. Эти факты уже сейчас используются германским правительством, пытающимся использовать наши упущения, чтобы взять дело иммиграции в СССР в свои руки. В письме в НКИД от 30 июля с.г. оно предлагает передать это дело германским правительственным органам труда.

Возвращение за границу завербованных нами рабочих может сыграть крайне отрицательную роль в развернувшейся предвыборной кампании (указанные выше факты уже используются против немецкой компартии).

Анализ причин, обуславливающих подобное положение […]:

Прежде всего, необходимо указать на ряд ошибок, допущенных для вербовки за границей. Среди привлеченных горняков имеется 5 фашистов и 15 социал-демократов; в особенности фашисты ведут исподтишка агитацию среди эмигрантов. Среди прибывших немцев и американцев имеется некоторая часть люмпен-пролетарского элемента (пьяницы и хулиганы). Не было обращено внимания на подбор стойких партийцев (последние иногда были инициаторами стачек и обращались в немецкие консульства). Как прибывшие немцы, так и американцы не имели верного представления о положении в Союзе и ожидали условий не хуже европейских и американских, что говорит о неправильной информации за границей. Среди прибывших немцев имеется ряд малоквалифицированных рабочих (около 10%); среди горняков оказались пекари, сапожники, с/х рабочие. Ряд прибывших имеют серьезные болезни (есть даже эпилептики). Среди немцев многие прибыли с большими семьями 4-5 душ и с грудными детьми, которые умерли в пути или по прибытии в Донбасс. Перевозка значительной партии рабочих не была обставлена должным образом (в особенности горняков). На станциях не было пищи, по несколько дней не было воды (в Шепетовке пищу приносили иммигрантам наши рабочие). Багаж прибыл с большим опозданием.

Почти во всех случаях предприятия совершенно не подготовились к приему рабочих.

Жилища частью не были подготовлены, частью же были в крайне антисанитарном состоянии (клопы и т.п.). В Лысьве (Урал) прибывшие строители были помещены вместе с сезонниками в протекающий барак, притом не отапливаемый, несмотря на холод. Обычно отсутствует какая-либо мебель (стулья, столы и т.д.).

Прод[овольственное] снабжение также поставлено крайне неудовлетворительно. Прибывшие строители были сразу зачислены на общие рабочие нормы и никакие ходатайства о добавлении к ним не имели успеха в кооперативных органах. […] пища является непривычной для немцев и американцев. В Донбассе и Сталинграде особо ненормальное также положение с водой. В Донбассе горняки первое время отправлялись на работу без всякой еды и нередко не имели ее и по возвращении с работы. Среди немцев (строители, горняки) на этой почве был ряд заболеваний тифом и дезинтерией. В Сталинграде совершенно неудовлетворительно поставлена медпомощь.

Следует отметить, что все эти явления в отношении строителей имели на первых порах причиной директиву Союзстроя, в которой трестам указывалось, что, на основании заключенного с немецкими товарищами договора, они (иностранные рабочие) приравниваются во всех отношениях к нашим рабочим и какими-либо привилегиями не должны пользоваться. Это было понято как политическая директива.

Условия труда иностранных рабочих за немногими исключениями являются совершенно неудовлетворительными. Строители в Тамбове и других местах, несмотря на высокую интенсивность их работы, не могли выработать больше 3-5 рублей в день вследствие плохой организации работ (главным образом, неправильная организация подачи³² кирпичей). Часто каменщики должны были отливать воду из фундаментов, отгребать землю и т.д. Различный уровень зарплаты в разных городах создал тягу к переезду в другие места. Немецкие горняки в Донбассе используются, большей частью, на немеханизированных шахтах с отсталой техникой, с которой они незнакомы. Отсутствие инструмента и привычных условий для работы приводят к тому, что первые два-три месяца рабочие не могут дать нормальной выработки. Часть рабочих используется не по специальности (специалисты по каменному углю посланы на бурый уголь и наоборот). Рационализаторские предложения рабочих встречают сопротивление консервативной части наших специалистов.

Исключительно безобразные условия использования рабочих имеют место в Сталинграде, где рабочие в течение длительного периода ничего не делают ввиду задержки пуска отдельных цехов. Плохое использование рабочих отмечается, по имеющимся сведениям, и в военной промышленности.

Культурно-просветительная работа среди эмигрантов не налажена. Не выписываются газеты на языке […].

Необходимо особо указать на систематические запоздания в переводе валюты семьям прибывших рабочих, достигающие месяца и более. Уже сейчас наше берлинское торгпредство и Техбюро ВСНХ в Германии, а также Амторг завалены жалобами на несвоевременную присылку валюты от семей иммигрантов. Эти задержки особенно больно ударяют по семьям рабочих, так как домохозяева в Германии только и ждут случая, чтобы выбросить их из квартир. Кроме того, эти опоздания приводят к необходимости дальнейшей высылки валюты, так как задерживают приезд в СССР семей рабочих, после чего высылка валюты или прекращается полностью или сохраняется в меньшем размере.

В заключение […] Крайне необходимо, чтобы ЦК ВКП(б) были даны директивы не только по массовой работе среди иностранцев, но и директивы об усилении партийными и хозяйственными органами внимания материально-бытовым и производственным условиям иностранных рабочих и специалистов.

Особенное значение приобретает вопрос о своевременной выплате жалованья иностранным рабочим и специалистам и переводе валюты их […] семьям.

При утверждении в Политбюро валютного плана на 1930-31 гг. необходимо будет обеспечить соответствующий валютный фонд […] необходимо дать хозяйственным организациям директиву, […] чтобы вербовка рабочих не выходила за пределы валютных плановых лимитов, причем вербоваться должны только высококвалифицированные рабочие.

_{За председателя ЦКК}

_{РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 198. Л. 138-138об.-139-139об.}

_{Подлинник. Машинопись (на бланке организации), подпись-автограф неразб.}

^{1. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 257. Л. 142.}

^{2. Шумский Александр Яковлевич (1890-1946) — в 1924-1927 гг. нарком просвещения УССР, в 1930-1931 гг. был зам. зав. отделом агитации и массовых кампаний ЦК ВКП(б), в 1931-1933 гг. — председатель ЦК союза работников просвещения, член президиума ВЦСПС. Репрессирован.}

^{3. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 181. Л. 115.}

^{4. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 198. Л. 114.}

^{5. Там же. Л. 168.}

^{6. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 181. Л. 115.}

^{7. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 316. Л. 84; Стецкий Алексей Иванович (1896-1938) — советский партийный деятель, в 1930-1934 гг. — заведующий Отделом культуры и пропаганды ЦК ВКП(б). Репрессирован.}

^{8. Цит. по: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 251. Л. 162.}

^{9. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 316. Л. 84.}

^{10. По другим данным — до 30 тыс. японцев ежегодно работали в СССР на сезонных работах. — РГАСПИ][ Ф. 17. Оп. 114. Д. 181. Л. 115.}

^{11. Например, туркмены, таджики и проч., которые постоянно проживали за пределами СССР.}

^{12. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 181. Л. 115; Д. 198. Л. 168.}

^{13. Данные на август 1930 г. — РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 181. Л. 115.}

^{14. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 198. Л. 168.}

^{15. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 251. Л. 192.}

^{16. Там же. Л. 166.}

^{17. Там же. Л. 198-199.}

^{18. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 257. Л. 142-144.}

^{19. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 181. Л. 117.}

^{20. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 181 Л. 118.}

^{21. Там же. Л. 124.}

^{22. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 251. Л. 172.}

^{23. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 198. Л. 96, 106.}

^{24. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 257. Л. 146.}

^{25. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 198. Л. 173.}

^{26. Т.е. члены Коммунистической партии Германии.}

^{27. Т.е. членов НСДАП.}

^{28. 1930 г.}

^{29. Подлинник письма на немецком языке с подписью-автографом автора: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 198. Л. 145-151. Джони де Грааф — бывший районный секретарь КПГ в Рурской области, в СССР находился как политический эмигрант, в 1930 г. был командирован от Коминтерна по приглашению объединения «Союзуголь» для работы среди всех групп германских горнорабочих. Подробнее см.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 181. Л. 129.}

^{30. НК РКИ — наркомат рабоче-крестьянской инспекции.}

^{31. Имеется в виду газета «Das Hamburger Fremdenblatt».}

^{32. Исправлено. В оригинале документа — «подноски кирпичей».}