Кризис заготовительной компании 1927 1928 гг

ХЛЕБОЗАГОТОВИТЕЛЬНЫЙ КРИЗИС 1927/28.
К 1927 в СССР в целом и Сибири в частности были завер­шены ремонополизация заготовительного хлебного рынка и переход к директивному механизму ценообразования. Хлебозаготовки 1926/27 прошли успешно. У советского руководства в связи с этим создалось впечатление полной и окончательной победы над «рыночной стихией». Гарантией повторения успеха в 1927/28 в Сибири служило продолжавшееся увеличение посевной площади. Не вызывало опасений и то, что за счет снижения урожайности осенью в регионе собрали мень­ший, чем в 1926, объем зерна. По мнению экспертов, это снижение вполне компенсировалось оставшимися нереализованными в предыдущем году запасами хлеба в крестьянских хозяйствах. Оптимистичные прогнозы подтверждались ходом хлебозаготовок в конце лета — начале осени 1927.

Однако в октябре 1927 ситуация на хлебном рынке региона резко ухудшилась. Объем закупок по сравнению с октябрем 1926 снизился на 22 %. В ноябре хлеба заготовили в 2,5 раза меньше, чем в том же месяце 1926. Декабрь дал 46 %-ное снижение от уровня прошлого года. На 1 января 1928 объем хлебозакупа по Сибирскому краю достиг 25,2 млн пудов, что составляло 66,5 % от календарного задания. В то же время, по мнению экспертов, хлеба в деревне было много. Но крестьяне не желали его продавать в объемах, необходимых государству. Они задерживали реализацию, увеличивая запасы и внутрихозяйственное потребление зерна.

Резкому снижению объемов реализации зерна спо­собствовал ряд конъюнктурных особенностей 1927/28. Осенью 1927 в условиях дефицита сырья на перерабатывающих предприятиях заготовители технических культур повысили на них цены. Это привело к существенному росту объемов их реализации. Зимой активизировалась сдача крестьянами мясопродуктов и животноводческого сырья. Неурожай трав создал угрозу бескормицы, и сельские жители усилили забой скота. Однако спрос вырос еще больше. В 1927/28 Си­бирь впервые включили в общесоюзный план мясозакупа, и краевые заготовители, дополнительно получив значительные средст­ва, увеличили закупочные цены, до того державшиеся на отно­сительно низком уровне. Выгодной для крестьян являлась и продажа кожсырья. Дефицит промышленных кожтоваров вызвал его активную скупку владельцами кустарных и полукустарных кожзаводов, которые также увеличили закупочные цены.

В результате деревня получала денег столько, что нужда в продаже хлеба у крестьян практически от­сутствовала. Размеры сельскохозяйственного налога по Сибирскому краю в 1927/28 несколько снизились. Сельские жители не могли истратить даже те деньги, которые они получали за счет реализации сельскохозяйственного сырья и мяса. Снабжение деревни промышленными товарами ухудшилось. При этом непропорционально большая доля поступавших в регион промышленных товаров оседала в городе. Невозможность купить на имеющиеся деньги потребительские товары создавала у крестьян убежденность в неустойчивости червонца и необходимости увеличения натуральных запасов, в первую очередь зерна. Допустимым стимулом для этого служили слухи о скором начале войны.

На ход хлебозаготовок отрицательно влияли и низ­кие, не соответствующие конъюнктуре государственной закупочной цены. Единст­венно возможным стимулом активизации предложения хлеба могло стать только повышение цен. Однако, против всякой логики, заготовительные цены на зерно в Сибири не только не увеличились, но имели тенденцию к снижению. Цены вольного рынка, напротив, росли. Несмотря на изгнание с рынка крупных частных торговцев, покупателей на крестьянский хлеб все равно хватало. Ими были мелкие частные скуп­щики, удовлетворявшие местный спрос. Из-за перебоев в централизованном снабжении муку и зерно непосредственно на базарах в больших количествах закупали городские жители.

Планы централизованного хлебозакупа не выполнялись не только в Сибири, но и в большинстве других производя­щих регионов страны. В декабре государственные хлебные резервы были практически исчерпаны. На XV съезде ВКП(б) поло­жение, сложившееся в сфере хлебозаготовок, назвали кризисом. Требовалось принимать срочные меры по его преодолению. Возможность повышения цен категори­чески отвергалась. Закупки за границей зерна и промышленных товаров требовали времени и к тому же затрудняли вы­полнение индустриальной программы, которой руководители советского государства поступаться не желали. В этих условиях усилился административный нажим на местные власти. 6 января 1928 руководителей местных органов предупредили, что если они не добьются в кратчайшие сроки перелома в хлебозаготовках, то будут сняты с занимаемых должностей.

Реакцией на угрозу в Сибири стал поиск виновных в продолжавшихся заготовительных трудностях. Вначале ими объявили работников государственных и кооперативных заготовительных организаций. Многие из них уволили и привлекли к судебной ответственности.13 января 1928 из крайпрокуратуры и Полномочного пред­ставительства ОГПУ по Сибкраю на места разослали директиву об уголовном преследовании мелких скупщиков зерна и владельцев мельниц. Применение репрессий против крестьянства сдерживалось опасениями ряда местных руководителей вызвать массовое недовольство деревни. Эти опасения дезавуировал И.В. Сталин в циркулярной телеграмме от 14 января Мнение о том, «что нельзя трогать скупщика и кулака, т. к. это может отпугнуть от нас середняка», определялось в ней как «самая гнилая мысль из всех гнилых мыслей, имеющихся в головах некоторых коммунистов». Исходя из директивных указаний, бюро Сибкрайкома ВКП(б) 17 января поручило органам ОГПУ начать аресты и привлечение к уголовной ответственности за спекуляцию (т. е. по статье 107 УК РСФСР) кулаков, «располагающих большими запасами хлеба». Вскоре в Сибирь приехал Сталин. Он поддержал краевое руководство, указав лишь на то, что производить аресты нужно не по линии ОГПУ, а в «законном порядке» от имени проку­ратуры (см. Сталина И.В. поездка в Сибирь 1928).

Генеральный секретарь ЦК ВКП(б), пробыв в регионе около 3 недель, в своих выступлениях основной причиной заготовительного кризиса назвал позицию кулаков, утверждая, что они обладают значительными запасами хлеба и не желают его сда­вать, ожидая повышения цен. Действительно, зажиточные слои сибирской деревни реализовали к этому времени лишь небольшую часть запасов зерна. Но подобное поведение являлось для них обычным. Зажиточные  крестьяне почти всегда продавали основную массу своего хлеба в конце зимы — начале весны. Осенью и в начале зимы зерно вывозили на рынок бедняки и середняки. Беднота, на долю которой, согласно официальной статистике, приходилась незначительная часть товарных запасов, влиять на ход заготовок не могла. Заготовительный кризис стал следствием отказа от реализации хлеба прежде всего среднего крестьянства, в чьих хозяйствах в начале кампании сосредоточивалось до 75 % товарного зерна. И «хлебная стачка» осени — начала зимы 1927/28 была не столько «кулацкой», сколько середняцкой. Власти, и центральные, и местные, это прекрасно понимали. Репрессии против кулаков были направлены на то, чтобы заста­вить основных держателей хлеба — середняков — ускорить его реализацию.

Местные органы проводили конфискацию хлеба не только по статье 107, но и без судебных решений, закрыва­ли базары, запрещали внутридеревенскую торговлю сельскохозяйственной продукцией, устраивали массовые обыски с целью выявления излишков. Чтобы расколоть крестьянство, власти разжигали в деревне социальные конфликты. Четверть конфис­кованного «кулацкого» хлеба в форме продовольственных и семен. ссуд передавалась бедноте. Активизировалась пропагандист­ская обработка беднейшего крестьянства. Усилился финансовый нажим на деревню. Проводилась кампания по срочному погашению задолженности сельских жителей по кредитам, страховым платежам, оплате за землеустройство. На более раннее время сдвигались обязательные сроки сдачи сельскохозяйственного налога. В директивном порядке снижались закупочные цены на мясо, животноводческое сырье, технические культуры.

Следствием применения комплекса репрессивных и административных мер стало временное преодоление кризиса. Крестьяне существенно увеличили продажу хлеба государственным и кооперативным заготовителям. В феврале-марте 1928 в Сибири хлеба заготовили почти в 2 раза больше, чем за тот же период 1927. Успешно в феврале-марте проходили заготовки и в других регионах страны. Это позволило советскому руководству на состоявшемся в начале апреля объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) заявить об отказе от чрезвычайных методов ведения хлебозаготовок.

Однако в апреле 1928 темпы заготовок резко снизи­лись. Падение объемов хлебозакупа объяснялось практи­ческим исчерпанием в ходе февральских-мартовских заготовок товарных запасов зерна у крестьян. Сверхнормативный вывоз зерна из Сибири в этих условиях вызвал кризис снабжения городов региона. Хлебные цены на городских базарах с февраля по май увеличились почти в 2 раза. Но хлеба не хватало и в самой деревне. Особенно страдала от его недостатка беднота. Следствием нехватки хлеба стали прокатив­шиеся по Сибири открытые выступления протеста сельских жителей, основными участниками которых стали крестьянки (так называемые  бабьи волынки) (см. Крестьянское движение).

Резкое сокращение заготовок произошло и в других хлебопроизводящих районах страны. В очередной раз обострилось снабжение потребляющих центров. В зерне для пересева погибших озимых нуждались Северный Кавказ и Украина. В создавшихся условиях руководство страны вернулось к чрезвычайным мерам. Возобновилось применение статьи 107. На местах в ход снова пошли продразверсточные методы заготовок: подворный обход, проверка амбаров, повальные обыски, обложение зада­ниями по хлебосдаче всех хозяйств. Крестьян заставляли сдавать страховые и даже необходимые продовольственные запасы. Обострение политического положения в деревне и внутрипартийная борьба стали причиной принятия на июльском (1928) Пленуме ЦК ВКП(б) решения о свертывании чрезвычайных методов изъятия зерна.

Лит.: Ильиных В.А. Государственное регулирование сельско­хозяйственного рынка Сибири в условиях нэпа (1921-1928 гг.). Новосибирск, 2005; Хлебозаготовительная политика советского государства в Сибири в конце 1920-х гг. Новосибирск, 2006.

В.А. Ильиных

From Wikipedia, the free encyclopedia

The Soviet grain procurement crisis of 1928, sometimes referred to as «the crisis of NEP,» was a pivotal economic event which took place in the Soviet Union beginning in January 1928 during which the quantities of wheat, rye, and other cereal crops made available for purchase by the state fell to levels regarded by planners as inadequate to support the needs of the country’s urban population. Failure of the state to make successful use of the price system to generate sufficient grain sales was met with a regimen of increasingly harsh administrative sanctions against the Soviet peasantry. The state of national emergency which followed led to the termination of the New Economic Policy and spurred a move towards the collectivization of agriculture in 1929.

History[edit]

Background[edit]

The Russian Revolution of November 1917 ushered in a period of civil war and economic dislocation, in which the ruling All-Union Communist Party (bolsheviks) (VKP) made use of forced grain requisitions (Russian: prodrazvyorstka), trading to the peasantry currency with little purchasing power for an underdeveloped consumer goods market.^[1] Viewed by most Soviet contemporaries as a temporary wartime expedient, this system of «War Communism» was extremely unpopular with Russia’s grain-producing peasantry and the cause of a massive wave of unrest and revolts that threatened to fatally destabilize the government.^[2]

This force-based system of War Communism was abandoned in the spring of 1921 with the adoption of the so-called «New Economic Policy» (NEP), under which a stable, gold-based currency was restored and a return made to the market system. Instead of forced requisitions of all marketable surpluses, a food tax (Russian: prodnalog) was implemented which necessitated peasant households providing a limited portion of their production to the state, after which households would be free to sell its remaining surplus not needed for household survival on the open market.^[3] By 1924 this system of prodnalog had been replaced by a money tax, with Soviet state grain requisitions accomplished via buying and selling.^[4]

Although the return to the market system in agriculture was ideologically problematic for many Bolsheviks, the years from 1922 to 1926 were successful in practical terms, with total agricultural production by the peasant-based economy fully returning to pre-revolutionary levels.^[5] Production of cereal grains approximated pre-war figures, potato production greatly exceeded such figures, and livestock populations, gravely impacted during the war, returned to normalcy for pigs and sheep while the count of horses was slowly and steadily restored.^[6]

The period of War Communism saw Soviet cities largely depopulated when former peasants returned en masse to their native villages amidst the ongoing economic collapse. This trend was reversed under NEP and industrial facilities were restored and restarted, approaching the pre-war levels of output during the second half of the 1920s.^[7] Further growth of the economy and improvement of living conditions, it was felt by Soviet planners, would require new investment in factory facilities and capital goods. With access to world capital markets severely restricted to the revolutionary Soviet regime, these funds that would need to be generated by the state either through a loosening of the backing of the gold-based currency, a raising in the level of taxation of the largely rural population, or some combination of these factors.

Communist Party penetration of the countryside remained weak, amounting to an average of 1 rural Communist for every 6 village soviets^[8] — a mere 0.52% of the rural population vs. 1.78% of the total population in 1927.^[9] Moreover, these rural Communists, who took leading roles in village soviets and cooperatives, included a disproportionate number of comparatively well-to-do peasants — a social group, party and non-party, which dominated local administration.^[10] This persistent strength of so-called «kulaks» in the Soviet countryside further contributed to the dissatisfaction with the economic status quo on the part of many members of the largely urban Communist Party.

From the end of 1926 demand among planners and party activists for a new program of mass industrialization that would modernize the largely peasant country.^[11] Although NEP was seen at the time as a permanent structure throughout 1927, the 15th Congress of the VKP(b), held in Moscow in December 1927, acceded to this sentiment, approving a new program for the industrialization of the USSR — an acceleration which would ultimately prove incompatible with a small peasantry freely exchanging a comparatively small fraction of its production in the marketplace.^[12]

Collectivization of agriculture was held by the Communists to be the essential corollary of any successful industrial campaign, it being faithfully maintained that collective organization would eliminate the inefficiencies inherent in capitalist agriculture, thereby expanding production and making a greater quantity of grain available to the state for conversion to capital goods.

Goods shortage[edit]

Throughout the early years of the Russian revolution the peasantry faced a shortage of basic farm and household items, including agricultural implements, construction material, cloth, and finished consumer goods.^[13] This marked a continuation of the wartime situation, in which industrial production had been moved from a consumer orientation to fulfillment of the military needs of the state in the war against the German empire.^[13] The Bolshevik regime had never been able to catch up with pent up demand, and state and cooperative supplies remained spotty, while the prices demanded by private traders remained high.^[13]

A so-called Scissors Crisis had developed in the early years of the New Economic Policy as prices of consumer goods escalated while market prices of agricultural products fell.^[13] Early in 1927 the Communist Party decided to address the disparity by lowering the selling prices of industrial goods by approximately 10%.^[13] Although this pricing decision was meant to undercut the high prices charged by private traders, in practice it only exacerbated the miserable supply situation as goods were snapped up from the market, leaving the inventories of state supply agents barren.^[14] Those goods which were available tended to be committed to larger towns, located along railway lines, rather than to smaller villages deep in the countryside.^[13]

The net result of this situation was a goods famine that provided an inadequate incentive for peasants to participate in grain sales to state grain purchasing agents, who had little of practical value to offer the peasantry in exchange.^[13]

Emergence of the crisis[edit]

The Soviet economic year (October 1 to September 30) 1925/26 had generated state grain procurement of 8.4 million tons.^[15] This was far exceeded in 1926/27, when a post-revolutionary record harvest of 76.8 million tons resulted in a state procurement of 10.6 million tons at stable prices.^[15] No upward price adjustment had been necessary owing to the massive size of the harvest, which resulted in a supply glut.^[16] Expectations for the coming year were raised accordingly, with planned procurement for the coming economic year 1927/28 exceeding quantities obtained during the previous year of record harvest.^[17]

In addition to planned establishment of a new state grain reserve of 819,000 tons, economic planners sought increased quantities of grain for export to the European market as a means of generating the foreign currency needed for purchase of capital goods from abroad.^[18]

Calls for an official policy of centrally-planned industrialization had emanated from the Left Opposition headed by Leon Trotsky throughout the middle 1920s, with an explicit criticism levied in a September 1927 program of a «frank and open drift to the Right,» to accommodation with the most wealthy segment of the peasantry to the detriment of national industrialization and further development of a socialist economy.^[19] This demand was easy to ignore when grain was readily available to the state on the market and unused factory capacity remained to be restarted. However, late in 1927 the pervasive optimism associated with the boom period of NEP began to dissipate.^[19]

A severe slump in state grain collections began in October 1927, following the new harvest of wheat and rye.^[18] This trend continued in November and December, with planned total procurements for the quarter of 7 million tons missed by a massive 2.1 million tons.^[18] This quantity was not only insufficient for creation of the planned grain reserve and the meeting of export targets, but was viewed by planners as insufficient for the feeding of the nation’s cities and the members of the Red Army.^[18]
Reasons for the decline set off a fierce debate in the ranks of the VKP(b).^[18] Party leader Joseph Stalin depicted the shortfall as political in nature, the result of «sabotage» by the rich peasantry in an effort to force the state to raise grain procurement prices.^[20] This Stalin likened to blackmail — forcing the state to abandon its industrialization plans in favor of filling their own pockets with the proceeds of sales to the market.^[21] Stalin’s joint leader of the party during previous years, Nikolai Bukharin, regarded this perspective as a «fairy tale,» instead arguing that rather than hoarding and speculation the cause of grain supply difficulties was a poor harvest, combined with insufficiently attractive procurement prices that deterred sales to state grain collectors.^[21]

The crisis in grain collections caused a split of the top leadership of the Communist Party, with a majority of party activists rallying around Stalin, who had now begun vigorously espousing the virtues of rapid industrialization previously associated with Trotsky and the Left Opposition.^[22] Only a minority supported Bukharin and his call for continued social peace between the state and the peasantry and his criticism of those who would «neglect a sense of moderation, to skip over necessary stages» on the slow and measured path to industrial development.^[22]

Stalin and the rapid industrializers retained effective control over the VKP(b), controlling 6 of 9 seats of the party’s Political Bureau, which handled matters of day-to-day governance, with Bukharin able to muster the support of Alexei Rykov and Mikhail Tomsky in favor of a moderate pace of industrialization and social peace.^[23] Behind the scenes Stalin organized diligently, obliquely criticizing moderates in speeches to groups of party activists and with his new right-hand man, Viacheslav Molotov maintaining effective control of the official party daily newspaper, Pravda, and efforts being made to take over editorial control of the party’s monthly theoretical magazine, Bolshevik.^[24]

See also[edit]

• Collectivization in the Soviet Union
• Hyperinflation in early Soviet Russia
• Prodrazvyorstka
• Ural-Siberian method

Footnotes[edit]

Further reading[edit]

• Beermann, R. (July 1967). «The Grain Problem and Anti-Speculation Laws». Soviet Studies. 19 (1): 127–129. doi:10.1080/09668136708410574. JSTOR 149237.
• Carr, Edward Hallett; Davies, Robert William (1971). A History of Soviet Russia: Foundations of a Planned Economy, 1926-1929: Volume 2. London: Macmillan. OCLC 466005889.
• Conquest, Robert (1986). The Harvest of Sorrow: Soviet Collectivisation and the Terror-Famine. London: Hutchinson. ISBN 9780195051803.
• Davies, Robert William (1980). The Industrialisation of Soviet Russia: Volume 1: The Socialist Offensive: The Collecitivisation of Soviet Agriculture, 1929-1930. London: Macmillan. ISBN 9780333465936.
• Davies, Robert William (1980). The Industrialisation of Soviet Russia: Volume 2: The Soviet Collective Farm, 1929-1930. London: Macmillan. ISBN 9780333465943.
• Heinzen, James W. (2004). Inventing a Soviet Countryside: State Power and the Transformation of Rural Russia, 1917-1929. Pittsburgh, PA: University of Pittsburgh Press. ISBN 9780822942153.
• Hughes, James (Spring 1994). «Capturing the Russian Peasantry: Stalinist Grain Procurement Policy and the «Ural-Siberian Method»«. Slavic Review. 53 (1): 76–103. doi:10.2307/2500326. JSTOR 2500326.
• Hughes, James (1991). Stalin, Siberia, and the crisis of the New Economic Policy. Cambridge New York: Cambridge University Press. ISBN 9780521380393. Excerpt.
• Lewin, Moshe (1968). Russian Peasants and Soviet Power: A Study of Collectivization. London: George Allen and Unwin. OCLC 236785.
• Lewin, Moshe (October 1966). «Who Was the Soviet Kulak?». Soviet Studies. 18 (2): 189–212. doi:10.1080/09668136608410527. JSTOR 149521.
• Viola, Lynne (1987). The Best Sons of the Fatherland: Workers in the Vanguard of Soviet Collectivization. Oxford, England: Oxford University Press. ISBN 9780195042627.
• Viola, Lynne; Danilov, V.P.; Ivnitskii, N.A.; Kozlov, Denis, eds. (2005). The War against the Peasantry, 1927-1930: The Tragedy of the Soviet Countryside. Translated by Shabad, Steven. New Haven, CT: Yale University Press. ISBN 9780300106121.
• Narkiewicz, Olga A. (October 1968). «Soviet Administration and the Grain Crisis of 1927-1928». Soviet Studies. 20 (2): 235–245. doi:10.1080/09668136808410648. JSTOR 150021.
• Nove, Alec (1992) [1969]. An Economic History of the USSR (3rd ed.). London: Penguin. ISBN 9780140157741.
• Thorniley, Daniel (1988). The Rise and Fall of the Soviet Rural Communist Party, 1927-39. New York: St. Martin’s Press. ISBN 9780312013608.

ХЛЕБОЗАГОТОВИТЕЛЬНЫЙ КРИЗИС 1927/28. К 1927 в СССР в целом и Сибири в частн. были завершены ремонополизация загот. хлеб. рынка и переход к директив. механизму ценообразования. Хлебозаготовки 1926/27 прошли успешно. У сов. рук-ва в связи с этим создалось впечатление полной и окончат. победы над «рыночной стихией». Гарантией повторения успеха в 1927/28 в Сибири служило продолжавшееся увеличение посев. площ. Не вызывало опасений и то, что за счет снижения урожайности осенью в регионе собрали меньший, чем в 1926, объем зерна. По мнению экспертов, это снижение вполне компенсировалось оставшимися нереализованными в предыдущем году запасами хлеба в крест. хоз-вах. Оптимистич. прогнозы подтверждались ходом хлебозаготовок в кон. лета – нач. осени 1927.

Однако в окт. 1927 ситуация на хлеб. рынке региона резко ухудшилась. Объем закупок по сравнению с окт. 1926 снизился на 22 %. В нояб. хлеба заготовили в 2,5 раза меньше, чем в том же месяце 1926. Дек. дал 46 %-ное снижение от уровня прошлого года. На 1 янв. 1928 объем хлебозакупа по Сибирскому кр. достиг 25,2 млн пуд., что составляло 66,5 % от календар. задания. В то же время, по мнению экспертов, хлеба в деревне было много. Но крестьяне не желали его продавать в объемах, необходимых гос-ву. Они задерживали реализацию, увеличивая запасы и внутрихоз. потребление зерна.

Резкому снижению объемов реализации зерна способствовал ряд конъюнктур. особенностей 1927/28. Осенью 1927 в условиях дефицита сырья на перерабат. предприятиях заготовители техн. культур повысили на них цены. Это привело к существ. росту объемов их реализации. Зимой активизировалась сдача крестьянами мясопродуктов и животновод. сырья. Неурожай трав создал угрозу бескормицы, и сел. жители усилили забой скота. Однако спрос вырос еще больше. В 1927/28 Сибирь впервые включили в общесоюз. план мясозакупа, и краевые заготовители, доп. получив значит. средства, увеличили закуп. цены, до того державшиеся на относительно низком уровне. Выгодной для крестьян являлась и продажа кожсырья. Дефицит пром. кожтоваров вызвал его актив. скупку владельцами кустар. и полукустар. кожзаводов, к-рые также увеличили закуп. цены.

В результате деревня получала денег столько, что нужда в продаже хлеба у крестьян практически отсутствовала. Размеры сельскохозяйственного налога по Сибирскому кр. в 1927/28 неск. снизились. Сел. жители не могли истратить даже те деньги, к-рые они получали за счет реализации с.-х. сырья и мяса. Снабжение деревни пром. товарами ухудшилось. При этом непропорционально большая доля поступавших в регион пром. товаров оседала в городе. Невозможность купить на имеющиеся деньги потреб. товары создавала у крестьян убежденность в неустойчивости червонца и необходимости увеличения натур. запасов, в первую очередь зерна. Доп. стимулом для этого служили слухи о скором начале войны.

На ход хлебозаготовок отрицательно влияли и низкие, не соотв. конъюнктуре гос. закуп. цены. Единственно возможным стимулом активизации предложения хлеба могло стать только повышение цен. Однако против всякой логики загот. цены на зерно в Сибири не только не увеличились, но имели тенденцию к снижению. Цены вольного рынка, напротив, росли. Несмотря на изгнание с рынка круп. частн. торговцев, покупателей на крест. хлеб все равно хватало. Ими были мелкие частн. скупщики, удовлетворявшие мест. спрос. Из-за перебоев в централизов. снабжении муку и зерно непосредственно на базарах в больших кол-вах закупали гор. жители.

Планы централизов. хлебозакупа не выполнялись не только в Сибири, но и в большинстве др. производящих регионов страны. В дек. гос. хлеб. резервы были практически исчерпаны. На XV съезде ВКП(б) положение, сложившееся в сфере хлебозаготовок, назвали кризисом. Требовалось принимать срочные меры по его преодолению. Возможность повышения цен категорически отвергалась. Закупки за границей зерна и пром. товаров требовали времени и к тому же затрудняли выполнение индустр. программы, к-рой руководители сов. гос-ва поступаться не желали. В этих условиях усилился адм. нажим на мест. власти. 6 янв. 1928 руководителей мест. органов предупредили, что если они не добьются в кратчайшие сроки перелома в хлебозаготовках, то будут сняты с занимаемых должностей.

Реакцией на угрозу в Сибири стал поиск виновных в продолжавшихся загот. трудностях. Вначале ими объявили работников гос. и кооп. загот. орг-ций. Мн. из них уволили и привлекли к судеб. ответственности. 13 янв. 1928 из крайпрокуратуры и Полномочного представительства ОГПУ по Сибкраю на места разослали директиву об уголов. преследовании мелких скупщиков зерна и владельцев мельниц. Применение репрессий против крест-ва сдерживалось опасениями ряда мест. руководителей вызвать массовое недовольство деревни. Эти опасения дезавуировал И.В. Сталин в циркуляр. телеграмме от 14 янв. Мнение о том, «что нельзя трогать скупщика и кулака, т. к. это может отпугнуть от нас середняка», определялось в ней как «самая гнилая мысль из всех гнилых мыслей, имеющихся в головах некоторых коммунистов». Исходя из директив. указаний, бюро Сибкрайкома ВКП(б) 17 янв. поручило органам ОГПУ начать аресты и привлечение к уголов. ответственности за спекуляцию (т. е. по ст. 107 УК РСФСР) кулаков, «располагающих большими запасами хлеба». Вскоре в Сибирь приехал Сталин. Он поддержал краевое рук-во, указав лишь на то, что производить аресты нужно не по линии ОГПУ, а в «законном порядке» от имени прокуратуры (см. Сталина И.В. поездка в Сибирь 1928).

Ген. секр. ЦК ВКП(б), пробыв в регионе ок. 3 недель, в своих выступлениях осн. причиной загот. кризиса назвал позицию кулаков, утверждая, что они обладают значит. запасами хлеба и не желают его сдавать, ожидая повышения цен. Действительно, зажит. слои сиб. деревни реализовали к этому времени лишь небольшую часть запасов зерна. Но подоб. поведение являлось для них обычным. Зажит. крестьяне почти всегда продавали осн. массу своего хлеба в кон. зимы – нач. весны. Осенью и в нач. зимы зерно вывозили на рынок бедняки и середняки. Беднота, на долю к-рой, согласно офиц. статистике, приходилась незначит. часть товар. запасов, влиять на ход заготовок не могла. Загот. кризис стал следствием отказа от реализации хлеба прежде всего ср. крест-ва, в чьих хоз-вах в нач. кампании сосредоточивалось до 75 % товар. зерна. И «хлебная стачка» осени – нач. зимы 1927/28 была не столько «кулацкой», сколько середняцкой. Власти, и центр., и мест., это прекрасно понимали. Репрессии против кулаков были направлены на то, чтобы заставить осн. держателей хлеба – середняков – ускорить его реализацию.

Мест. органы проводили конфискацию хлеба не только по ст. 107, но и без судеб. решений, закрывали базары, запрещали внутридеревен. торговлю с.-х. продукцией, устраивали массовые обыски с целью выявления излишков. Чтобы расколоть крест-во, власти разжигали в деревне соц. конфликты. Четверть конфискованного «кулацкого» хлеба в форме прод. и семен. ссуд передавалась бедноте. Активизировалась пропагандистская обработка беднейшего крест-ва. Усилился финанс. нажим на деревню. Проводилась кампания по срочному погашению задолженности сел. жителей по кредитам, страховым платежам, оплате за землеустройство. На более раннее время сдвигались обязат. сроки сдачи с.-х. налога. В директив. порядке снижались закуп. цены на мясо, животновод. сырье, техн. культуры.

Следствием применения комплекса репрес. и адм. мер стало временное преодоление кризиса. Крестьяне существенно увеличили продажу хлеба гос. и кооп. заготовителям. В февр.–марте 1928 в Сибири хлеба заготовили почти в 2 раза больше, чем за тот же период 1927. Успешно в февр.–марте проходили заготовки и в др. регионах страны. Это позволило сов. рук-ву на состоявшемся в нач. апр. объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) заявить об отказе от чрезвыч. методов ведения хлебозаготовок.

Однако в апр. 1928 темпы заготовок резко снизились. Падение объемов хлебозакупа объяснялось практическим исчерпанием в ходе февр.-март. заготовок товар. запасов зерна у крестьян. Сверхнорматив. вывоз зерна из Сибири в этих условиях вызвал кризис снабжения городов региона. Хлеб. цены на гор. базарах с февр. по май увеличились почти в 2 раза. Но хлеба не хватало и в самой деревне. Особенно страдала от его недостатка беднота. Следствием нехватки хлеба стали прокатившиеся по Сибири открытые выступления протеста сел. жителей, осн. участниками к-рых стали крестьянки (т. н. бабьи волынки) (см. Крестьянское движение).

Резкое сокращение заготовок произошло и в др. хлебопроизводящих р-нах страны. В очередной раз обострилось снабжение потребляющих центров. В зерне для пересева погибших озимых нуждались Сев. Кавказ и Украина. В создавшихся условиях рук-во страны вернулось к чрезвыч. мерам. Возобновилось применение ст. 107. На местах в ход снова пошли продразверсточные методы заготовок: подворный обход, проверка амбаров, повальные обыски, обложение заданиями по хлебосдаче всех хоз-в. Крестьян заставляли сдавать страховые и даже необходимые прод. запасы. Обострение полит. положения в деревне и внутрипарт. борьба стали причиной принятия на июльском (1928) пленуме ЦК ВКП(б) решения о свертывании чрезвыч. методов изъятия зерна.

Лит.: Ильиных В.А. Государственное регулирование сельскохозяйственного рынка Сибири в условиях нэпа (1921–1928 гг.). Новосибирск, 2005; Хлебозаготовительная политика советского государства в Сибири в конце 1920-х гг. Новосибирск, 2006.

В.А. Ильиных

№ 36

1. Самарская губерния. По сообщению от 6 января. Самарская губерния находится в кольце ряда потребляющих губерний (Ульяновская, Уфимская, Саратовская, Уральская, Татарская республика), в силу чего из пограничных районов Самарской губ. хлеб большими партиями направлялся и направляется в эти губернии. Громадная разница в ценах (до 5 —6 р. за пуд муки) создавала стимул не только для частного капитала, но и для самих крестьян вести гужем за сотни верст муку в эти губернии для продажи. Такой громадный вывоз хлеба сорвал хлебозаготовки госзаготовителей, сдавать хлеб которым по конвенционным ценам никто не хотел.

На внутреннем рынке частный капитал точно так же, платя до 2 р. за пуд, снимал большие привозы, переправляя хлеб по железной дороге в различные пункты. Отмечаются многочисленные факты, когда скупкой зерна, перемолом его на муку занимаются крестьяне, главным образом, кулаки и зажиточные (как их называют, «маклаки»), которые ездят по деревням, скупают мелкими партиями хлеб, мелют по 100 — 200 пуд. на мельницах, вывозят на городские рынки. По примерным подсчетам, за последние месяцы частниками снято с рынка 480 000 пудов хлеба, преимущественно пшеницы.

Железнодорожники-провизионщики скупают по пуду-два муки и этим самым вносят большую дезорганизацию на рынок.

Одновременно обращает на себя внимание деятельность мясоторговцев-частников, которые за время заготовок собрали 330 000 пуд. мяса (на 14000 т общих заготовок госзаготовителей по плану 1927/28 г. частник собрал 5400 т). В различных пунктах имеются крупные компании частников, которые имеют разветвленную агентуру (до 70 человек), десятками вагонов отправляют мясо. Обороты их достигают сотни тысяч рублей. Выгодное соотношение между ценами на хлеб и мясо создает для крестьянства стимул выброски на рынок вместо хлеба мясо.

Настроение крестьянства

Такое состояние хлебозаготовок и товарного рынка создало в деревне обстановку, при которой вопрос о хлебе и товаре является центральным вопросом. Наиболее распространенным мнением среди крестьянства является то, что хлеб надо придержать до весны, когда цены на него должны будут повыситься. Отсутствие товаров и наличие денег у крестьянства при этих выжидательных настроениях приводят к чрезвычайно слабому ходу хлебозаготовок.

Наличие хлеба у крестьян бесспорно, несмотря на имевший место в ряде районов губерний неурожай. Например, в Екатериновском районе установлено излишков хлеба до 100 000 пуд., который сосредоточен у более крепких слоев крестьянства и середняков. Запасы хлеба достигают 2 тыс. —3,2 тыс. пуд. у отдельных крестьян. Со стороны кулацкой и зажиточной части деревни начинает появляться настроение «прижима города», которое сказывается и в том, что эти слои хотят использовать наши затруднения в целях собственного благополучия. Характерный разговор зажиточного крестьянина Воскресенского Самарского у. с рабочими на базаре: «В настоящее время Вы, рабочие, не даете нам, крестьянам, необходимые промтовары и предметы первой необходимости, а имеющиеся не отпускаете по довоенным ценам, поэтому сейчас Вы от нас не получите ничего. Мы хорошо знаем, что все равно весной Вам хлеб будет нужен и Вы тогда дадите ту цену, которую мы запросим».

Наряду с этими настроениями со стороны, главным образом, середняцкой части деревни отмечается усиление недовольства городом, обвинение власти, что она «обесценивает крестьянский труд»:

«Крестьянский хлеб чрезвычайно дешев, а производственные товары рабочих очень дороги, власть за бесценок скупает весь хлеб и отправляет его за границу, а крестьянам за это ничего не дает. Если будет война, я и остальные крестьяне будем обязательно воевать, но тогда восстановим власть чисто крестьянскую, чтобы крестьяне не жили так, под угнетением рабочих» (середняк Османкин, Бугурусланский у.).

«Крестьяне не везут хлеб на рынок, наученные горьким опытом прошлого года, когда у них за бесценок взяли весь хлеб. Как тогда, так и сейчас государство не дает крестьянам никаких товаров, а поэтому крестьяне будут всячески задерживать привоз хлеба».

Со стороны отдельных бедняков, кустарей-одиночек отмечается также недовольство создавшимся положением. Характерны в этом отношении разговоры ряда крестьян-бедняков Бугурусланского у., смысл коих сводится к тому, что: «Крестьяне поступают правильно, что не везут на рынок хлеб. В этом виновата Советская власть, которая за 10 лет своего существования не смогла поставить промышленность на твердые рельсы».

2. Курская губерния. По сообщению от 3 января. По 20 декабря 1927 г. (вторая декада) по Курской губ. заготовлено зернопродуктов 11 393 000 пуд., что составляет по отношению к годовому плану 51,8%. В истекшем декабре так же, как и в прошлом месяце, отмечено слабое поступление на рынок зернопродуктов, главным образом, ржи и овса, объясняется это рядом причин: с одной стороны — недостаточное снабжение рынков промтоварами, а с другой — крестьянство удовлетворяет свои материальные нужды средствами, вырученными от продажи других продуктов сельского хозяйства, и заработками, полученными на сахарных заводах. Однако следует отметить, что с первой декады декабря замечается подъем хлебозаготовок, так, например: в третьей декаде ноября было заготовлено 336 000 пуд. разных зернопродуктов, в первой декаде декабря — 417 000 пуд. и во второй — 504 000 пуд. Для усиления темпа хлебозаготовок со стороны местных организаций принимаются все необходимые мероприятия, в частности, промтовары, главным образом мануфактура, направляются в хлебные районы губернии. Результаты данных мероприятий должны сказываться в ближайшем будущем.

В связи с недостаточным подвозом зернопродуктов на рынок частные хлебозаготовители усилили свою деятельность и производят заготовку по повышенным ценам, чем дезорганизуют рынок и усложняют работу плановых государственных и кооперативных заготовителей.

В работе хлебозаготовляющих организаций в истекшем декабре отмечено следующее: а) Заготовительный пункт Госторга в Рыльске производит заготовки вики по цене 86 к. [за] пуд, тогда как установленная цена ее 80 к. [за] пуд. Делается это в целях захватить наибольшее количество вики и не допустить ссыпки ее на имеющиеся там пункты «Хлебопродукта», б) Н.Смородинское с/х кредитное товарищество Поныровской вол. Курского у. по неустановленной причине ведет заготовку зернопродуктов по пониженным ценам, так, например: рожь по цене 75 к. [за] пуд., овес — 66 к. [за] пуд, просо — 64 к. [за] пуд, гречиха — 34 к. [за] пуд и конопля — 1 р. 15 к. [за] пуд.

3. Тульская губерния. По сообщению от 4 января. Хлебозаготовки по губернии слабы. Основными причинами слишком незначительного выбрасывания крестьянством на рынок хлеба являются сравнительная обеспеченность крестьянства деньгами и отсутствие для деревни промтоваров. При наличии этого положения темп хлебозаготовок в декабре по-прежнему остается весьма медленным.

4. Ульяновская губерния. По сообщению от 2 января. Заготовки по губернии идут слабо. Так, в ноябре план заготовок выполнен на 7,2%, с 1 декабря по 21 декабря выполнен на 4%. К причинам слабого предложения хлеба со стороны крестьянства необходимо отнести нижеследующее: 1) Засушливая погода, стоявшая в период засева озимых культур, создала у крестьян выжидательное настроение. 2) Пониженные Наркомторгом в сентябре прошлого года директивные цены самым отрицательным образом отразились на предложении хлеба. 3) Снижение государственных повинностей, отдаление сроков платежей налогов и т.д. значительно облегчило производителя и, в значительной мере, лишило его побудительного стимула к выбрасыванию хлеба на рынок.

4) Экономические факторы, вызывавшие понижение подвозов хлеба, в основном сводятся к следующему: за истекшие с уборки хлебов месяцы имела место усиленная реализация второстепенных продуктов сельского хозяйства и продуктов животноводчества, сбыт которых для крестьянина был наиболее выгоден, чем продажа имевшихся у него излишков хлеба. Поднявшаяся почти вдвое цена на скот (в ноябре 1926 г. корова стоила в среднем 77 р., в текущем году (так в тексте) в ноябре — 120 р.), окрепшее экономическое положение крестьянского хозяйства, ряд побочных заработков и увеличившиеся цены на рабочие руки и гужевые перевозки, естественно, не обуславливали стимула к увеличению подвозов хлеба.

Рыночные цены на рожь, бывшие в июле — августе прошлого года стабильными и давшие в сентябре понижение до 6 к. в пуде, в октябре уже дают значительное повышение. На некоторых рынках цены на рожь достигают 1 р. 30 к. за пуд (до 60 к. повышение в сравнении с ценами в июле — августе). Цены на пшеницу ввиду усиленного спроса и плохого урожая ее также неуклонно росли вверх. По некоторым рынкам расхождение цен на пшеницу по сравнению с летними месяцами достигало 1 р. 38 к.

Цены на зерно и переработанную продукцию имеют еще более значительный разрыв между собою. В настоящее время, если цена на рожь в среднем равняется 76 к., то ржаная и сеянная мука доходит до 1 р. 80 к. за пуд. Это обстоятельство также отразилось на подвозе хлеба со стороны крестьянства. Крестьянство, учитывая выгодность реализации своих избытков в переработанном виде, предложение ржи и пшеницы сводит почти к нулю.

Отсутствие маневренного хлебного фонда, слабая реализация Наркомторгом и местными заготовителями плана внутригубернского снабжения, наличие неурожайных и потребительских районов в губернии и соседних с ней Чув[ашской] республике и Нижегородской губ. не дают никакой абсолютно возможности к устранению имеющегося разрыва цен. Снабжение городов, рабочих и потребительских районов хлебом протекало слабо, наблюдалась спекуляция переработанной продукцией со стороны частников и отчасти низовой кооперации. Винокуренная промышленность губернии, не обеспеченная в достаточной степени сырьем (зерном), нарушала систематически заготовительные цены. Громадный разрыв в заготовительных и директивных ценах. Обостренность международного положения последних месяцев и опасность войны. Все вышеуказанные обстоятельства обуславливали собою сокращение предложения со стороны крестьянства.

Роль частника в хлебозаготовительной кампании 1927 г. (в последние месяцы) заключалась, главным образом, в перерабатывании зерна, в частности, проса и пшена, где частник, пользуясь громадным разрывом цен между зерном и переработанной продукцией, успешно и усиленно развивал свои заготовительные операции.

Норма, установленная Наркомторгом для торговых, накладных и других расходов на 1927/28 г., не должна превышать 48 к. за центнер. Превышение этой предельной нормы имелось только со стороны Хлебопродукта в размере 7 р. 36 к. на центнер.

5. Пензенская губерния. По сообщению от 31 декабря 1927 г. Замечавшийся усиленный подвоз хлеба в августе и сентябре с октября резко упал. Так, за ноябрь выполнен план на 10,8%, А всего с начала кампании всеми заготовителями заготовлено 3 012 900 пуд., или 17,7% годового плана.

Главными причинами, повлиявшими на отрицательную сторону хлебозаготовок, являются: 1. Острый недостаток промтоваров, в частности мануфактуры. 2. Низкие цены на хлеб по отношению к ценам на промтовары. 3. Неограниченное участие частника в хлебозаготовках. 4. Усиленные разговоры среди крестьянства о войне, а в связи с этим и склонность крестьянства к удержанию хлебных излишков. 5. Недостаточный нажим налоговых и других органов. 6. Бездорожье в период октября и ноября месяца.

6. Сталинградская губерния. По сообщению от 5 января. Несмотря на благоприятные моменты для хлебозаготовок, установившийся хороший путь, все же ход заготовительной кампании далеко не удовлетворителен. Всего заготовлено с начала кампании по 1 декабря 1927 г. всех культур 42 537 т, что составляет 39% к общему плану.

Особенно понизился темп заготовок за последние [месяцы] — ноябрь и декабрь. Заготовлено всех культур в сентябре И 460 т, октябре — 1694 т, ноябре — 3235 т. За декабрь полных цифровых сведений еще нет, но он даст понижение до 70% против ноября.

Главная причина слабого подвоза зернопродуктов за последнее время, как отмечается по всей губернии, — это резкое расхождение цен на хлебопродукты с ценами подсобного с/х продукта, как-то: мясо, свинина, птица, сено и др. В Усть-Медведицком округе идет усиленная скупка свинины и рогатого скота. В Хоперском округе в связи с работой консервной фабрики, потребляющей мяса 50 000 пуд., и плюс заготовка скота на внешний рынок, что расширяет сбыт населением скота и сокращает вывоз хлеба (так в тексте).

Второй причиной является ограниченный до сего времени завоз в хлебозаготовительные районы промтоваров, в частности мануфактуры, в силу чего нередко фиксировались разговоры населения, как-то: «Нам не дают возможности купить необходимого товара, то мы хлеба сеять будем меньше» (Усть-Медведицкий и Хоперский округа).

В конце декабря Сталинградской губ. было получено 3 вагона мануфактуры, специально предназначенной для стимулирования хлебозаготовок, каковая и была губвнуторгом распределена по кооперативным организациям хлебозаготовительных районов, с предупреждением продавать товар крестьянам, сдавшим хлеб в государственные и кооперативные организации. Это мероприятие с самого начало дало ряд отрицательных явлений. В станице Арчадинской Усть-Медведицкого округа после объявления указанных мероприятий около ПО собралась толпа крестьян с руганью по адресу власти, которые кричали: «Власть не знает, чем донять народ, так выдумала не давать совершенно за деньги товар. Отвоевали себе лучшее — за свои деньги купить нечего, а все говорят, что советские деньги твердые». Результатом недовольства в ПО мануфактура с 23 декабря лежит без движения, так как на обмен хлеба никто не везет. В Хоперском округе это мероприятие вызвало следующее явление. 31 декабря 1927 г. в магазине ПО «Смычка» при большом скоплении народа были слышны выкрики: «Вытаскивай из-за прилавка приказчиков и берите товар. Это все на наши деньги приобретено». Со стороны бедняцкой части также имеется недовольство. Говорят: «С каждым днем становится хуже жизнь. Крестьянину Советская власть с каждым днем меняет свои порядки. То говорили, что записывайтесь в кооперацию, будут членам давать товар, а теперь дают товар только за хлеб, а мы сдали свой весь хлеб еще осенью, когда мануфактуры не было, а теперь не дают». Аналогичные явления наблюдаются и в других районах губернии.

В Николаевском у. 27 декабря 1927 г. были обнаружены два воззвания под лозунгом «Слободе голод грозит!». Оба воззвания аналогичного характера, написанные от руки, говорящие, что населению запрещают вывоз из слободы товаров, с каждым узелком задерживают, а мельница отправляет хлеб во все концы. Это, мол, трест, ему можно, а люди голодают. Организуют кооперативы, а частника не надо, а частник только и держал вашу слободу и т.д.

7. Сибирский край. По сообщению от 3 января. Вся заготовка хлебопродуктов по Сибири с начала кампании по 10 декабря 1927 г. выразилась в 33 666 декатонн разных культур, что составляет 25,5% годового плана и 39% календарного. Причем выполнение календарного плана заготовок отдельными заготовителями характеризуется следующими данными: Хлебопродукт — 41%, Сибкрайсоюз⁴⁵ — 63%, Сельскосоюз⁴⁶ — 76%, Сибторг — 50%, Масло-жирсиндикат — 74%, Мельтрест — 74%.

Основная причина недовыполнения планов заготовок является недоснабжение промтоварами. В связи с общим ростом хозяйства покупательный фонд деревни растет: со 168 млн в 1925/26 г. до 235 млн р. в 1927/28 г. (по контрольным цифрам Сибплана на 1927/28 г.).

При наличии в 1927/28 г. повышенного по сравнению с 1926/27 г. заготовительного плана завоз товаров значительно сократился.

С начала кампании на протяжении первого квартала наблюдалась усиленная реализация крестьянами льна, кожи, мяса и других продуктов сельского хозяйства, значительно превышающая 1926/27 год. Последнее обстоятельство, а также благодаря отсутствию нажима по взысканию просроченных ссуд, числящихся за населением по денежному и натуральному кредитованию со стороны Селькредита, Госсельсклада и Сельскосоюза, — у населения образовалась некоторая денежная насыщенность, отрицательно влияющая на заготовки.

Помощник начальника [4] отделения ЭКУ ОГПУ Иванов.

Уполномоченный Тизенберг.

⁴⁵ Сибкрайсоюз (Сибсельскосоюз). Сибирский краевой союз с/х кооперации был образован в сентябре 1922 г. как универсальный центр с/х и кредитной кооперации Сибири. С декабря 1922 г. начал активную производственно-сбытовую деятельность: занимался заготовками масла, пушнины, хлеба, развивал кредитную кооперацию. Наряду с этим, особенно в первые годы деятельности, занимался и потребительскими операциями, что порождало параллелизм в отношениях с потребкооперацией. Второе собрание уполномоченных Сибсельскосоюза (1925) постановило создать две производственных системы — маслодельную и с/х с кредитным уклоном и отказаться от торговли потребительскими товарами (см.: Сельскохозяйственная кооперация и Сельскосоюз. М., 1925. С. 146-167).

⁴⁶ Сельскосоюз — Всероссийский союз с/х кооперации был образован Учредительным съездом уполномоченных с/х кооперативных союзов, состоявшимся 20 — 24 августа 1921 г. в Москве. Согласно Уставу Сельскосоюз ставил своей целью объединение с/х кооперативов для совместной работы по организации кооперирования, проведение агрокультурных мероприятий, производство необходимых для сельского хозяйства средств производства, переработку и сбыт продуктов сельского хозяйства, организацию с/х кредита и проведение других мероприятий, направленных на поднятие производительности труда в сельском хозяйстве.

Устав следующим образом определял состав Сельскосоюза: «В члены Всероссийского союза с/х кооперации могут входить: а) всероссийские объединения с/х кустарной и промышленной кооперации и таковые же центральные объединения отдельных республик РСФСР; б) областные краевые и губернские союзы, находящиеся на территории РСФСР и объединяющие с/х и кредитные кооперативы, занимающиеся прозводством и сбытом продуктов сельского хозяйства, а также и другими операциями по оказанию содействия сельскому хозяйству, и в) те уездные и районные союзы указанного в пункте «б» характера, которые или совершенно не входят в состав членов губернского или областного союза, или по характеру своей деятельности не могут быть обслужены его работой» (РГАЭ. Ф. 4106. Оп. 2. Д. 2. Л. 244 — 245). В течение первого периода деятельности до выделения всероссийских отраслевых кооперативных центров и окончательного оформления сбытовых систем с/х кооперации Сельскосоюз являлся центральным объединением в области снабжения средствами производства, переработки и сбыта продуктов сельского хозяйства для внутреннего и внешнего рынка. После образования в 1925 г. Совета Центра с/х кооперации и создания Всесоюзного совета колхозов (Колхозцентр) Сельскосоюз фактически превращается в специализированный центр по производственному снабжению с/х кооперативов. В 1927 г. Сельскосоюз был переименован во Всероссийский союз с/х кооперации по снабжению крестьянского хозяйства средствами производства. Однако снабженческая деятельность Сельскосоюза стала наталкиваться на противодействие со стороны государственных органов. Создание государственного акционерного снабженческого органа — Тракторцентра привело к фактическому свертыванию деятельности Сельскосоюза, который прекратил свою работу в августе 1929 г. Активы Сельскосоюза были переданы Хлебоцентру.

В Советский хлебозаготовительный кризис 1928 года, иногда называемый «кризисом Нэп, «было поворотным экономическим событием, произошедшим в Советский союз начиная с января 1928 г., когда количество пшеница, рожь, а также другие зерновые культуры, доступные для закупки государством, упали до уровня, который планировщики считают недостаточным для удовлетворения потребностей городского населения страны. Неспособность государства успешно использовать система цен для увеличения продаж зерна был встречен режимом все более жестких административных санкций против Советского Союза. крестьянство. Последовавшее чрезвычайное положение в стране привело к прекращению действия Новая экономическая политика и стимулировал движение к коллективизация сельского хозяйства в 1929 г.

История

Фон

В Русская революция ноября 1917 г. открыли период гражданская война и экономический беспорядок, в котором правящая Всесоюзная коммунистическая партия (б) (ВКП) применили принудительные хлебозаготовки (Русский: продразвёрстка ), торговля на крестьянство сочетание практически бесполезной бумажной валюты и совершенно недостаточного количества потребительских товаров в обмен на рыночный излишек каждого домохозяйства — по сути, конфискация.^[1] Рассматриваемая большинством советских современников как временное средство военного времени, эта система «Военный коммунизм «была крайне непопулярна среди крестьян, производящих зерно в России, и стала причиной массовой волны беспорядков и восстаний, которые угрожали фатальной дестабилизацией правительства.^[2]

От этой силовой системы военного коммунизма отказались весной 1921 года с принятием так называемого «Новая экономическая политика «(НЭП), при котором была восстановлена ​​стабильная, основанная на золоте валюта, и был произведен возврат к рыночной системе. Вместо принудительного реквизиции всех рыночных излишков, продовольственный налог (Русский: продналог ) В результате крестьянские домохозяйства предоставляли ограниченную часть своей продукции государству, после чего домохозяйства могли бы свободно продавать оставшиеся излишки, не необходимые для выживания домохозяйств, на открытом рынке.^[3] К 1924 г. эта система продналог был заменен денежным налогом, когда советские государственные реквизиции зерна осуществлялись путем купли-продажи.^[4]

Хотя возвращение к рыночной системе в сельском хозяйстве было идеологически проблематичным для многих большевиков, годы с 1922 по 1926 год были успешными с практической точки зрения, когда общее сельскохозяйственное производство крестьянской экономики полностью вернулось к дореволюционному уровню.^[5] Производство зерновых приблизилось к довоенным показателям, производство картофеля значительно превысило эти показатели, и домашний скот популяции, серьезно пострадавшие во время войны, вернулись к норме свиней и овец, в то время как количество лошадей медленно и неуклонно восстанавливалось.^[6]

В период военного коммунизма советские города в значительной степени обезлюдели, когда вернулись бывшие крестьяне. в массовом порядке в свои родные деревни в условиях продолжающегося экономического коллапса. Эта тенденция была обращена вспять при нэпе, и промышленные предприятия были восстановлены и перезапущены, приблизившись к довоенному уровню производства во второй половине 1920-х годов.^[7] Советские проектировщики считали, что дальнейший рост экономики и улучшение условий жизни потребуют новых инвестиций в производственные помещения и капитальные товары. Поскольку доступ к мировым рынкам капитала был строго ограничен революционным советским режимом, эти средства, которые должны были быть получены государством, либо за счет ослабления поддержки золотой валюты, либо за счет повышения уровня налогообложения преимущественно сельских численность населения или некоторая комбинация этих факторов.

Проникновение коммунистической партии в сельскую местность оставалось слабым: в среднем 1 сельский коммунист на каждые 6 деревень. Советы^[8] — всего 0,52% сельского населения против 1,78% всего населения в 1927 году.^[9] Более того, эти сельские коммунисты, которые играли ведущую роль в сельских советах и ​​кооперативах, включали непропорционально большое количество сравнительно зажиточных крестьян — социальных групп, партийных и беспартийных, которые доминировали в местной администрации.^[10] Эта стойкая сила так называемого «кулаки «в советской деревне еще больше способствовало неудовлетворенности экономическим статус-кво со стороны многих членов коммунистической партии, большей частью городской.

С конца 1926 г. спрос плановиков и партийных активистов на новая программа массовой индустриализации это модернизирует преимущественно крестьянскую страну.^[11] Хотя в то время НЭП рассматривался как постоянная структура на протяжении 1927 г., XV съезд ВКП (б), проведенный в Москва в декабре 1927 года присоединился к этому мнению, утвердив новую программу индустриализации СССР — ускорение, которое в конечном итоге оказалось несовместимым с мелким крестьянством, свободно обменивающим сравнительно небольшую часть своей продукции на рынке.^[12]

Коллективизация сельского хозяйства Коммунисты считали важным следствием любой успешной промышленной кампании, и честно утверждали, что коллективная организация устранит неэффективность, присущую капиталистическому сельскому хозяйству, тем самым расширяя производство и предоставляя государству большее количество зерна для преобразования в капитал. товары.

Дефицит товаров

В первые годы русской революции крестьянство столкнулось с нехваткой основных сельскохозяйственных и бытовых предметов, включая сельскохозяйственные орудия, строительные материалы, ткань и готовые потребительские товары.^[13] Это означало продолжение ситуации военного времени, когда промышленное производство перешло от потребительской ориентации к удовлетворению военных потребностей государства в войне против Германская империя.^[13] Большевистскому режиму так и не удалось удовлетворить неудовлетворенный спрос, государственные и кооперативные поставки оставались нестабильными, в то время как цены, требуемые частниками, оставались высокими.^[13]

Так называемый Ножницы кризис была разработана в первые годы Новой экономической политики, когда цены на потребительские товары росли, а рыночные цены на сельскохозяйственную продукцию падали.^[13] В начале 1927 года Коммунистическая партия решила устранить это неравенство, снизив отпускные цены на промышленные товары примерно на 10%.^[13] Хотя это решение о ценообразовании было призвано снизить высокие цены, устанавливаемые частными торговцами, на практике оно только усугубило плачевную ситуацию с поставками, поскольку товары были раскуплены с рынка, в результате чего запасы государственных агентов по снабжению остались пустыми.^[14] Те товары, которые были доступны, как правило, предназначались для крупных городов, расположенных вдоль железнодорожных линий, а не для небольших деревень в глубине сельской местности.^[13]

Конечным результатом этой ситуации стал товарный голод, который неадекватно стимулировал крестьян к участию в продаже зерна государственным закупщикам зерна, которые не имели практической ценности, чтобы предложить крестьянству взамен.^[13]

Возникновение кризиса

В советский хозяйственный год (с 1 октября по 30 сентября) 1925/26 госзакупка зерна составила 8,4 млн. Тонн.^[15] Это было намного превышено в 1926/27 году, когда рекордный после революции урожай в 76,8 миллиона тонн привел к государственным закупкам в размере 10,6 миллиона тонн по стабильным ценам.^[15] Никакой корректировки цен в сторону повышения не потребовалось из-за огромного урожая, что привело к поставке перенасыщение.^[16] Соответственно повысились и ожидания на следующий год: запланированные заготовки на наступающий 1927/28 экономический год превысили объемы, полученные в предыдущем году с рекордным урожаем.^[17]

В дополнение к запланированному созданию нового государственного резерва зерна в размере 819 000 тонн, специалисты по экономическому планированию стремились увеличить количество зерна для экспорта на европейский рынок как средство получения иностранной валюты, необходимой для закупки капитальных товаров из-за границы.^[18]

Призывы к официальной политике централизованно планируемой индустриализации исходили от левой оппозиции, возглавляемой Лев Троцкий в середине 1920-х гг., с явной критикой в ​​сентябрьской программе 1927 г. программы «откровенного и открытого движения вправо» к соглашению с наиболее богатой частью крестьянства в ущерб национальной индустриализации и дальнейшему развитию социалистической экономики. .^[19] Этот спрос было легко проигнорировать, когда зерно было доступно государству на рынке, а неиспользованные производственные мощности оставались перезапущенными. Однако в конце 1927 г. всепроникающий оптимизм, связанный с периодом бума нэпа, начал рассеиваться.^[19]

Сильный спад государственных зерновых сборов начался в октябре 1927 г. после сбора нового урожая пшеницы и ржи.^[18] Эта тенденция продолжилась в ноябре и декабре, когда запланированные общие закупки на квартал в 7 миллионов тонн были пропущены на 2,1 миллиона тонн.^[18] Этого количества было не только недостаточно для создания запланированного резерва зерна и выполнения экспортных планов, но и было рассмотрено плановиками как недостаточное для прокормки городов страны и членов Красная армия.^[18]Причины упадка вызвали ожесточенные дискуссии в рядах ВКП (б).^[18] Лидер партии Иосиф Сталин описал дефицит как политический по своей природе, результат «саботажа» богатого крестьянства с целью заставить государство поднять закупочные цены на зерно.^[20] Сталин сравнил это с шантажом — принуждением государства отказаться от своих планов индустриализации в пользу наполнения своих карманов выручкой от продаж на рынке.^[21] Сподвижник Сталина в партии в предыдущие годы, Николай Бухарин, рассматривали эту перспективу как «сказку», вместо этого утверждая, что вместо накопления и спекуляций причиной трудностей с поставками зерна был неурожай в сочетании с недостаточно привлекательными закупочными ценами, которые сдерживали продажи государственным сборщикам зерна.^[21]

Кризис в области сбора зерна вызвал раскол в высшем руководстве Коммунистической партии, и большинство партийных активистов сплотилось вокруг Сталина, который теперь начал энергично отстаивать достоинства быстрой индустриализации, ранее связанной с Троцкий и Левая оппозиция.^[22] Лишь меньшинство поддерживало Бухарина и его призыв к продолжению социального мира между государством и крестьянством и его критику тех, кто «пренебрегает чувством умеренности, чтобы пропустить необходимые этапы» на медленном и размеренном пути к промышленному развитию.^[22]

Сталин и стремительные индустриализаторы сохранили эффективный контроль над ВКП (б), контролируя 6 из 9 мест в партийных списках. Политбюро, которая занималась вопросами повседневного управления, с Бухарин в состоянии заручиться поддержкой Алексей Рыков и Михаил Томский в пользу умеренных темпов индустриализации и социального мира.^[23] За кулисами Сталин старательно организовывал, косвенно критикуя умеренных в выступлениях перед группами партийных активистов и со своей новой правой рукой. Вячеслав Молотов поддержание эффективного контроля над официальной партийной ежедневной газетой, Правда, и прилагаются усилия, чтобы взять на себя редакторский контроль над ежемесячными партийными теоретический журнал Большевик.^[24]

Смотрите также

• Коллективизация в Советском Союзе
• Гиперинфляция в ранней советской России
• Продразвёрстка
• Урало-сибирский метод

Сноски

дальнейшее чтение

• Бирманн, Р. (июль 1967 г.). «Зерновая проблема и законы противодействия спекуляции». Советские исследования. 19 (1): 127–129. Дои:10.1080/09668136708410574. JSTOR  149237.CS1 maint: ref = harv (связь)
• Карр, Эдвард Халлетт; Дэвис, Роберт Уильям (1971). История Советской России: основы плановой экономики, 1926-1929: Том 2. Лондон: Макмиллан. OCLC  466005889.
• Завоевание, Роберт (1986). Жатва печали: советская коллективизация и террор-голод. Лондон: Хатчинсон. ISBN  9780195051803.
• Дэвис, Роберт Уильям (1980). Индустриализация Советской России: Том 1: Социалистическое наступление: Коллективизация советского сельского хозяйства, 1929-1930 гг.. Лондон: Макмиллан. ISBN  9780333465936.
• Дэвис, Роберт Уильям (1980). Индустриализация Советской России: Том 2: Советский колхоз, 1929-1930 гг.. Лондон: Макмиллан. ISBN  9780333465943.
• Хайнцен, Джеймс В. (2004). Изобретая советскую деревню: государственная власть и преобразование сельской России, 1917-1929 гг.. Питтсбург, Пенсильвания: University of Pittsburgh Press. ISBN  9780822942153.
• Хьюз, Джеймс (Весна 1994 г.). «Взятие русского крестьянства: сталинская хлебозаготовительная политика и« урало-сибирский метод »««. Славянское обозрение. 53 (1): 76–103. Дои:10.2307/2500326. JSTOR  2500326.CS1 maint: ref = harv (связь)
• Хьюз, Джеймс (1991). Сталин, Сибирь и кризис новой экономической политики. Кембридж, Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета. ISBN  9780521380393. Отрывок.
• Левин, Моше (1968). Русские крестьяне и советская власть: исследование коллективизации. Лондон: Джордж Аллен и Анвин. OCLC  236785.
• Левин, Моше (октябрь 1966 г.). «Кем был советский кулак?». Советские исследования. 18 (2): 189–212. Дои:10.1080/09668136608410527. JSTOR  149521.CS1 maint: ref = harv (связь)
• Виола, Линн (1987). Лучшие сыны отечества: работники авангарда советской коллективизации. Оксфорд, Англия: Издательство Оксфордского университета. ISBN  9780195042627.
• Виола, Линн; Данилов, В.П .; Ивницкий, Н.А .; Козлов, Денис, ред. (2005). Война с крестьянством 1927-1930 гг .: трагедия советской деревни. Перевод Шабад, Стивен. Нью-Хейвен, Коннектикут: Издательство Йельского университета. ISBN  9780300106121.
• Наркевич, Ольга А. (октябрь 1968 г.). «Советская администрация и зерновой кризис 1927-1928 годов». Советские исследования. 20 (2): 235–245. Дои:10.1080/09668136808410648. JSTOR  150021.CS1 maint: ref = harv (связь)
• Нове, Алек (1992) [1969]. Экономическая история СССР (3-е изд.). Лондон: Пингвин. ISBN  9780140157741.
• Торнили, Дэниел (1988). Взлет и падение Советской сельской коммунистической партии, 1927-39 гг.. Нью-Йорк: Издательство Св. Мартина. ISBN  9780312013608.