Компания по изъятию церковных ценностей 1922

(1922), антицерковная кампания советских властей, организованная под предлогом сбора средств для оказания помощи голодающим; один из этапов гонений на РПЦ в советский период. Имело целями дискредитацию и разрушение РПЦ как организационной структуры, проведение массовых репрессий против духовенства и приходского актива, а также получение валютных средств на нужды властей.

Масштабные конфискации имущества РПЦ проводились с начала установления советской власти. Так, в янв. 1918 г. были изъяты находившиеся в распоряжении Синода ценные бумаги и активы на сумму 46 млн р. Массовыми были реквизиции во время гражданской войны, особенно во время кампании по вскрытию мощей. В окт. 1918 г. только в Александро-Свирском мон-ре органами ВЧК было изъято ок. 40 пудов серебра в «церковных изделиях». В 1919 г. в Новгородской епархии было взято ценностей из монастырей и церквей на сумму свыше 1 млн р. золотом. Общее количество разграбленного и пропавшего в годы революции и гражданской войны церковного имущества оценивается исследователями (Н. А. Кривова и др.) приблизительно в 7 млрд р. Разграбление церковного имущества нередко сопровождалось расправами над препятствовавшими этому духовенством и мирянами.

Поводом к антицерковной кампании 1922 г. стал массовый голод в ряде регионов (прежде всего в Ср. и Н. Поволжье, а также в Предуралье, на Кавказе, в Крыму, на юге Украины и др.). Причинами бедствия были жестокая засуха и проводимая властями во время гражданской войны продразверстка (насильственное изъятие «излишков» сельхозпродуктов), исчерпавшая хлебные запасы крестьянства. К маю 1921 г. в 34 губерниях от голода страдало более 20 млн чел. (ок. 1 млн скончались). Перед лицом народного бедствия власти вынуждены были разрешить организацию общественной помощи голодающим. С 1918 г., согласно декрету «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», действовал запрет для религ. орг-ций любой благотворительной деятельности. Однако по инициативе общественных деятелей (в частности, Максима Горького) власти дали согласие на участие в кампании солидарности с жертвами голода Патриарха Московского и всея России св. Тихона, хотя в созданный 21 июля с участием общественности Всероссийский комитет помощи голодающим (Помгол) представители религ. орг-ций включены не были.

23 июля 1921 г. в газ. «Нью-Йорк таймс» с санкции советских властей было опубликовано обращение Патриарха Тихона к епископу Нью-Йоркскому с призывом к амер. народу оказать помощь голодающему населению России. С такими же посланиями свт. Тихон обратился к правосл. вост. Патриархам, главам Римско-католической и англикан. Церквей. В советских газетах полный текст патриарших воззваний не публиковался. В нач. авг. Патриарх направил письмо в Президиум Помгола, в к-ром сообщалось, что Церковь готова приложить все силы к облегчению страданий жертв голода. К письму прилагался текст послания Патриарха к пастве с призывом принять деятельное участие в помощи голодающим. Послание было отпечатано Помголом в количестве 100 тыс. экз. для распространения среди верующих. 5 авг. в Христа Спасителя храме в Москве Патриархом было проведено всенародное моление об избавлении от голода. По всей стране в храмах начались сборы денежных средств, продуктов и вещей для голодающих.

Свт. Тихон в письме в Президиум Помгола и в аналогичном обращении (от 17 авг.) к председателю ВЦИК М. И. Калинину, возглавлявшему Центральную комиссию помощи голодающим (ЦК Помгола) при ВЦИК, сообщил о создании Всероссийского Церковного комитета помощи голодающим. Патриарх указал, что оказание помощи жертвам голода со стороны Церкви может быть успешным, если Церковный комитет получит право организовывать на местах общественные столовые, склады продовольствия, медицинские и раздаточные пункты для голодающих без различия вероисповедания, национального, классового и сословного признаков; издавать воззвания, проповедовать, проводить религиозно-нравственные чтения, духовные концерты и т. п. для сбора денежных и материальных пожертвований; иметь возможность получать помощь из-за границы и приобретать на собранные средства продовольствие. Члены Церковного комитета должны были пользоваться правом собраний, их деятельность контролировалась не правительственной Рабоче-крестьянской инспекцией (РКИ), а представителями общественности, входившими в Помгол.

27 авг. 1921 г. Помгол был распущен, его руководители из числа представителей общественности подверглись репрессиям. Была приостановлена и деятельность Церковного комитета помощи голодающим, все собранные им денежные суммы были переданы в ЦК Помгола при ВЦИК. 31 авг. Патриарх Тихон повторно обратился к Калинину с просьбой утвердить положение о Церковном комитете, но не получал ответа в течение 3 месяцев. В партийно-гос. руководстве при общей его враждебности Церкви не было единства взглядов по вопросам допустимости взаимодействия гос. и церковных органов хотя бы в деле преодоления последствий жесточайшего бедствия. Если В. И. Ленин, Л. Д. Троцкий и И. В. Сталин выступали категорически против разрешения церковной помощи голодающим, то Калинин и нек-рые др. члены высшего советского руководства считали это допустимым. При ухудшении к кон. 1921 г. ситуации в стране (прогнозировалось возрастание числа голодающих до 50 млн чел.) временно взяла верх позиция сторонников сотрудничества с Церковью.

8 дек. 1921 г. ВЦИК принял постановление, дававшее Церковному комитету офиц. разрешение на сбор средств для голодающих, но только 1 февр. 1922 г. было утверждено положение «О возможном участии духовенства и церковных общин в деле оказания помощи голодающим», а еще через неск. дней были приняты инструкции, устанавливавшие порядок сбора пожертвований, их распределение и формы отчетности. Согласно установленному порядку, все собранные в епархиях средства и пожертвования должны были передаваться в ЦК Помгола. При этом представители Церкви могли участвовать в разработке планов ЦК Помгола по оказанию помощи голодающим. Контроль за благотворительной деятельностью Церкви осуществлялся ЦК Помгола и РКИ.

Несмотря на серьезные ограничения со стороны государства церковной благотворительной инициативы, к февр. 1922 г. Церковь собрала для голодающих ок. 9 млн р., не считая ювелирных изделий, золотых монет и продовольственной помощи. При этом на местах формально разрешенная благотворительная деятельность Церкви по борьбе с голодом нередко подвергалась ограничениям и те, кто сотрудничали с Церковью, преследовались. Так, Самарский губисполком признал «контрреволюционным» епархиальный Комитет помощи голодающим, все его члены были арестованы и осуждены, что вызвало протест Калинина. Также подвергались репрессиям епархиальные Комитеты помощи голодающим в Твери, Костроме, Вятке и др. городах.

С дек. 1921 г. ЦК Помгола вела переговоры с Патриархом о возможности пожертвования церковных ценностей на нужды голодающих. Патриарх согласился на это, уточнив, что существуют предметы, которые Церковь не может жертвовать по канонам; речь должна идти только о добровольных пожертвованиях со стороны общин верующих. ЦК Помгола одобрила такие договоренности. 6 февр. 1922 г. Патриарх составил новое обращение к верующим, в к-ром, призывая к благотворительным пожертвованиям, разрешил духовенству и приходским советам жертвовать на нужды голодающих драгоценные церковные украшения, утварь и имущество, не имеющие богослужебного употребления. 14 февр. «Воззвание» Патриарха с санкции Политбюро ЦК РКП(б) было опубликовано в виде листовки. Сбор такого рода пожертвований производился в соответствии со специальной инструкцией ЦК Помгола.

Санкционировав переговоры с Церковью о сотрудничестве в борьбе с голодом, власти одновременно разрабатывали планы насильственного И. ц. ц. Одним из главных инициаторов подобных действий был Троцкий, к-рый с янв. 1922 г. являлся «особоуполномоченным Совета народных комиссаров по учету и сосредоточению ценностей». Первоначально Троцкий и созданная при нем комиссия изымали ценности из закрытых мон-рей и храмов, но вскоре встал вопрос об изъятии имущества из действующих церквей. Началась подготовка к сбору, хранению, транспортировке и реализации за границей изымаемых церковных ценностей.

Важной частью подготовки к кампании по И. ц. ц. была разработка законодательных норм для их централизованного сбора и учета. 27 дек. 1921 г. ВЦИК издал постановление «О ценностях, находящихся в церквях и монастырях», 2 янв. 1922 г. вышло постановление «О ликвидации церковного имущества», согласно к-рому «имущество материальной ценности» нельзя было оставлять, как раньше, в распоряжении местных властей, а следовало передавать в Гохран. Непосредственная подготовка постановления об И. ц. ц. велась т. н. центральной тройкой, состоявшей из представителей ВЦИК П. П. Лебедева, Агитационно-пропагандистского отдела ЦК РКП(б) Л. С. Сосновского и начальника 8-го отдела («по отделению церкви от государства») Наркомата юстиции П. А. Красикова.

16 февр. 1922 г. ВЦИК принял постановление (декрет) «Об изъятии церковных ценностей для реализации на помощь голодающим». Декретом предписывалось местным советам «ввиду неотложной необходимости спешно мобилизовать все средства страны, могущие послужить средством спасения погибающего от голода населения Поволжья» немедленно изъять из имущества, переданного в пользование группам верующих всех религий, ценные предметы из золота, серебра и драгоценных камней. Разработанный ВЦИК документ содержал положения, к-рые формально должны были защищать права верующих. Оговаривалось, что декрет касается только тех предметов, «изъятие которых не может существенно затронуть интересы самого культа», обязательным было и привлечение к проведению мероприятий представителей групп верующих. На практике власти постоянно грубо нарушали положения собственного постановления.

Декрет, опубликованный в печати 23 февр., вызвал недоумение в Русской Православной Церкви. 28 февр. Патриарх Тихон обратился к духовенству и верующим с посланием по поводу И. ц. ц. Патриарх изложил историю взаимоотношений Церкви с властями по вопросу оказания помощи жертвам голода и напомнил, что разрешил жертвовать на нужды голодающих драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления. Об этом было сообщено в особом воззвании, разрешенном советским правительством к публикации и распространению среди населения. Однако вслед за этим в правительственных газетах появились резкие выступления против руководителей Церкви и было опубликовано постановление об изъятии из храмов всех драгоценных церковных вещей, в т. ч. священных сосудов и проч. богослужебных предметов.

«Мы допустили, в связи с чрезвычайно тяжелыми обстоятельствами, возможность пожертвования церковных предметов, не освященных и не имеющих богослужебного употребления,- говорилось в послании Патриарха Тихона.- Но мы не можем одобрить изъятие из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею, как святотатство». Послание Патриарха было разослано епархиальным архиереям для доведения до сведения каждого прихода. Это решение Предстоятеля Церкви власти страны назвали незаконной акцией, направленной на противодействие исполнению постановления ВЦИК, в дальнейшем оно использовалось как основание для массовых репрессий.

Большинство священнослужителей и мирян активно поддержали Патриарха. 6 марта Петроградский митр. сщмч. Вениамин (Казанский) передал в представительство ЦК Помгола заявление, что Церковь соглашается на сотрудничество с властями, только если пожертвования верующих будут добровольными. Митр. Вениамин предупреждал, что, если власти все же решатся на проведение насильственного изъятия, Церковь не сможет благословить передачу ценностей. Во избежание инцидентов в комиссии по приему церковных ценностей предлагалось ввести представителей духовенства и мирян. 7 марта Крутицкий архиеп. (впосл. митрополит) Никандр (Феноменов) созвал совещание московских благочинных, на к-ром было заслушано обращение Патриарха, получившее единодушную поддержку. Московские приходские советы выносили решения о недопустимости изъятия богослужебных предметов. Новгородский и Старорусский митр. Арсений (Стадницкий) открыто выступил против насильственного И. ц. ц., организовал добровольную сдачу ценностей, призвав не допускать насилие ни в какой форме. Ростовский и Таганрогский еп. Арсений (Смоленец) публично предал анафеме всех посягающих на достояние Церкви и обратился к пастве с призывом воспрепятствовать действиям властей.

Первоначально власти планировали начать изъятие с первых чисел марта и завершить к открытию XI съезда РКП(б), к-рый должен был пройти 27 марта — 2 апр. 1922 г. Однако твердая позиция духовенства и верующих на время задержала начало кампании. 8 марта ГПУ, курировавшее проведение антицерковных акций, приняло секретное постановление: «Момент практического проведения изъятия отдалить до получения решительных результатов нашей политагитации». Изъятию должна была предшествовать масштабная пропагандистская работа, превосходящая всю прежнюю антирелиг. агитацию. Все партийные силы, по предложению ГПУ, должны были быть мобилизованы на «организацию общественного мнения в нужном направлении». Для этого предполагались ежедневные антицерковные публикации во всех газетах, выпуск специальных листовок, проведение лекций, собраний, митингов с участием представителей из голодающих губерний.

Особое внимание власти уделяли тому, чтобы разными путями побудить часть духовенства выступить против Предстоятеля Церкви. Троцкий предлагал включить представителей «прогрессивного» духовенства в состав органов ЦК Помгола. Мн. архиереи, особенно в голодавших губерниях, выступили в поддержку изъятия ценностей, видя в этом не антицерковную кампанию, а необходимую меру борьбы с бедствием. В большинстве случаев эти выступления не выходили за рамки призывов к помощи голодающим со стороны Церкви, о чем писал в своих воззваниях и свт. Тихон. Однако некоторые церковные деятели под предлогом борьбы с голодом выступили в гос. печатных изданиях с резкими нападками на Патриарха, приняв, т. о., участие в организованной властью кампании по дискредитации Церкви. Среди них были ставшие впосл. активными деятелями обновленчества епископы бывш. Владикавказский Антонин (Грановский), Нижегородский Евдоким (Мещерский), Епифанский Виталий (Введенский), Вологодский Александр (Надеждин), Кубанский Иоанн (Левицкий), члены «Петроградской группы прогрессивного духовенства» прот. А. И. Введенский, священники В. Д. Красницкий и А. И. Боярский.

Пропагандистские акции не принесли организаторам антицерковной кампании большого успеха. Нередки были случаи, когда на митингах рабочие принимали решения против И. ц. ц. или предлагали сначала коммунистам сдать ценности. В это же время состоялись приходские собрания. В большинстве губерний местные власти проявляли нерешительность, и потому удавалось избежать прямых столкновений с верующими. Большое значение имели инициативы со стороны представителей духовенства и прихожан, предлагавших взаимоприемлемые решения, в частности по замене предназначенных для изъятия святынь равным по стоимости количеством золота или серебра, а также собранными деньгами или продовольствием. Из-за сопротивления верующих местные власти вначале приостанавливали изъятия, не решаясь на открытое применение силы, и ждали инструкций из Москвы. В ряде мест противостояние верующих представителям властей приобретало жесткий характер.

В Калужской и Тамбовской губерниях отмечались случаи, когда крестьяне прогоняли прибывшие для изъятия ценностей комиссии; в деревни высылались карательные военные отряды. В Калуге прошла 3-дневная забастовка рабочих, возмущенных разорением церквей. В Смоленске верующие не пропустили в кафедральный собор членов Комиссии по описи церковного имущества. В Ростове-на-Дону при попытках проникновения в церковь представители власти были избиты толпой, в результате чего комиссия приняла решение «временно прекратить работы по изъятию и все силы бросить на проведение агитационной кампании». Во Владимире верующие, несмотря на вмешательство милиции, воспрепятствовали разорению Успенского собора. Стихийное выступление прихожан остановило изъятие ценностей из собора в Ст. Руссе; в Петрограде членов Комиссии по изъятию ценностей не допустили в Казанский и Троицкий соборы; людей, защищавших Спасскую ц. на Сенной пл., разогнал конный отряд. Наибольшую известность получили события в г. Шуе Иваново-Вознесенской губ. 15 марта 1922 г. собравшиеся по набату у шуйского Воскресенского храма неск. тыс. верующих пытались воспрепятствовать изъятию и даже разоружили часть красноармейцев. Войска открыли по людям пулеметный огонь — 4 чел. были убиты, десятки ранены.

Ход кампании по изъятию ценностей становился предметом обсуждения на каждом заседании Политбюро. Высшие чины ГПУ, осуществлявшего координацию силовых акций против Церкви, требовали жестких мер по отношению к верующим. Наиболее последовательную антицерковную позицию занимал Троцкий, поддерживаемый Лениным и Сталиным. Калинин, предлагавший не отходить от официально заявленной цели кампании — помощи голодающим, а также выступавшие с отдельными возражениями из опасений массовых беспорядков В. М. Молотов, Л. Б. Каменев и Г. Е. Зиновьев обычно вынуждены были подчиняться мнению более влиятельных членов Политбюро.

Одной из важнейших задач, поставленных Троцким для осуществления антицерковной кампании, стала организация в масштабах всей страны особого механизма для И. ц. ц., поскольку возглавляемый Калининым ЦК Помгола не вызывал у него доверия. Используя недовольство партийного руководства неудачным началом кампании по изъятию ценностей, Троцкий выступил с обвинениями в адрес Президиума ВЦИК в связи с «явно обнаруженной ныне несостоятельностью постановки дела» из-за преждевременности, на его взгляд, декрета об изъятии, к-рый «был издан и опубликован совершенно независимо от хода подготовки и оказался холостым выстрелом».

Троцкий предлагал создать для руководства изъятиями ценностей из церквей особую секретную комиссию из членов руководимой им комиссии «по учету и сосредоточению». Троцкий хотел возглавить обе комиссии; официально вопросами И. ц. ц. должен был заниматься ЦК Помгола. Однако, поскольку ранее по инициативе Троцкого была организована Московская комиссия по изъятию церковных ценностей в том же составе, создание Центральной комиссии встретило в Политбюро возражения. 16 марта Политбюро постановило, что «дело организации изъятия церковных ценностей еще не подготовлено и требует отсрочки, по крайней мере в некоторых местах».

Происходившее во время изъятий противостояние верующих и представителей офиц. органов, и особенно события в Шуе, вызвали растерянность у части партийно-советского руководства. 19 марта в губкомы и обкомы партии была отправлена за подписью Молотова шифрованная телеграмма от имени ЦК РКП(б), в к-рой говорилось, что «ввиду имевших место осложнений на почве изъятия ценностей» кампанию следует временно приостановить и сосредоточить все силы на подготовительной и агитационной работе. Однако в тот же день Ленин обратился к членам Политбюро с письмом, в котором потребовал «произвести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом». Он отметил, что отправленная ранее шифротелеграмма может стать неплохой маскировкой истинных намерений партийного руководства. Ленин писал, что после событий в Шуе настал самый благоприятный момент для удара по Церкви, когда можно «99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий». За счет И. ц. ц. предполагалось получить неск. сот миллионов или даже неск. миллиардов золотых рублей, без чего, по словам Ленина, «никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство, в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе, в особенности, совершенно немыслимы».

Однако задача получения через конфискацию церковного имущества дополнительных средств на внешнеполитические цели для Ленина отходила на 2-й план по сравнению с открывавшимися перспективами сокрушительного удара по Церкви. Поскольку кощунственные действия властей вызвали протест со стороны верующих, власти считали себя вправе обвинить Церковь в нежелании жертвовать для помощи голодающим ценности и в оказании сопротивления их изъятию. Ответом на сопротивление стали масштабные репрессии, с помощью к-рых предполагалось осуществить, по словам Ленина, «с максимальной быстротой и беспощадностью подавление реакционного духовенства».

Согласно предложенному плану, в Шуе должны были пройти массовые аресты среди духовенства и горожан. Процесс по этому делу предполагалось провести с максимальной быстротой и закончить «расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности, также не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров». Как писал Ленин, «чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше». Ленин считал, что арестовывать Патриарха Тихона пока не надо, хотя требовал установить за ним строжайшую слежку.

Еще более жесткую позицию заняло руководство ГПУ, направившее в Политбюро докладную записку с предложением о немедленном аресте Патриарха и членов Синода за «контрреволюционную деятельность». ГПУ отметило существование в Церкви противников Патриарха, к-рым его арест даст возможность «избрать на патриарший престол и в синод лиц, настроенных более лояльно к Советской власти». За арест Патриарха также высказался Троцкий, предложив, правда, отсрочить его на 10-15 дней. Чуть позже Троцкий представил Политбюро развернутый план антицерковных действий. Предлагалось для внесения раскола использовать против «правящей части» Церкви «лояльное», «соглашательское» духовенство; в дальнейшем Троцкий намечал развернуть кампанию и против «обновленной церкви», чтобы «превратить ее в выкидыш».

20 марта была создана Центральная комиссия по изъятию церковных ценностей (Центральная КИЦЦ). Главой ее был назначен Калинин, но реальной власти он не имел и даже конфликтовал с сотрудниками. Фактическим руководителем КИЦЦ был зам. наркома внутренних дел А. Г. Белобородов (бывш. председатель Уральского ЦИК, взявший на себя ответственность за принятое в 1918 решение о расстреле семьи имп. страстотерпца Николая II Александровича). Во всех губерниях создавались подчинявшиеся Центральной КИЦЦ местные комиссии (губКИЦЦ), в состав которых в обязательном порядке входили руководители местных органов ГПУ и военных частей. Для сохранения видимости борьбы с голодом также организовывались «официальные» комиссии по изъятию в подчинении ЦК Помгола. Общее руководство антицерковной кампанией продолжало осуществлять Политбюро.

Центральная КИЦЦ ужесточила проведение кампании и вела борьбу с любыми попытками местных властей пойти на компромисс с верующими. Были даны указания по скорейшему проведению изъятий из храмов; кампанию планировалось завершить в европ. части страны к 20 мая, в Сибири к 1 июня. В случае срыва сроков представителей местных властей привлекали к ответственности. Для предотвращения возможных народных выступлений предполагалось привести в полную боевую готовность воинские части. В храмах должны были изыматься все без исключения ценности; замена церковных предметов драгоценными металлами (ранее возможная по инструкции ВЦИК) не разрешалась; при неполном изъятии должны были проводиться повторные конфискации.

Центральная КИЦЦ рекомендовала избегать при проведении изъятий явных кощунств и варварского отношения к святыням, что в значительной степени было связано с заинтересованностью в сохранении изымаемых священных предметов для последующей продажи за границей. Тем не менее в большинстве случаев церковные предметы, часто высокой художественной ценности, во время конфискации превращались в лом драгоценного металла. Попытки музейных отделов помешать уничтожению произведений церковного искусства воспринимались как скрытая агитация против проведения изъятия и нередко карались наравне с открытым сопротивлением. Так, в Астрахани был привлечен к суду представитель Главмузея А. А. Дмитриевский, подавший в губКИЦЦ протест против изъятия предметов церковной утвари XVII-XVIII вв., имевших большую историческую и художественную ценность.

Главный удар ГПУ был направлен прежде всего против представителей церковной власти. В кон. марта в Москве по обвинению в организации противодействия декрету об И. ц. ц. были заключены в тюрьму архиеп. Никандр (Феноменов), священномученики митр. Серафим (Чичагов) и еп. Иларион (Троицкий; впосл. архиепископ), почти все члены Высшего церковного управления и Московского епархиального совета, наиболее влиятельные иереи и руководители органов приходского управления. Аресты проводились с целью обезглавить Церковь, дезорганизовать крупнейшие московские приходы. 28 марта на допрос в ОГПУ был вызван Патриарх Тихон. Свт. Тихон взял на себя всю ответственность за составление воззвания в связи с декретом об И. ц. ц. По заявлению Патриарха, его послание содержало не призыв к насилию, а лишь оценку действий властей.

Чтобы предотвратить возможные инциденты, 9 апр. 1922 г. Патриарх Тихон обратился к епархиальным архиереям с посланием, в к-ром выразил обеспокоенность тем, что при проведении изъятия ценностей в ряде случаев прихожане, «побуждаемые, несомненно, ревностью о храме Божием, но ревностью неправильно понимаемою», совершали активные противодействия властям, что приводило к кровопролитию. Осуждая подобные действия, Патриарх призывал архиереев дать пастве необходимые наставления. 10 апр. Петроградский митр. Вениамин обратился к верующим с воззванием и предложил «отнестись по-христиански к происходящему в наших храмах изъятию»; он отметил, что со стороны прихожан совершенно недопустимо проявление насилия в любой форме в храме или вблизи него. Митр. Вениамин призвал: «Проводим изымаемые из наших храмов церковные ценности с молитвенным пожеланием, чтобы они достигли своего назначения и помогли голодающим… Не давайте никакого повода к тому, чтобы капля какая-нибудь, чьей бы то ни было человеческой крови была пролита около храма, где приносится Бескровная Жертва».

Стремление Церкви любой ценой избежать насилия не находило отклика у властей, заинтересованных в том, чтобы использовать народные волнения как повод для гонений. Несмотря на все попытки духовенства удержать верующих от сопротивления И. ц. ц., избежать новых столкновений не удалось. С кон. марта — нач. апр. 1922 г. против верующих все чаще использовалась военная сила. При изъятии ценностей из кафедрального собора Смоленска против собравшихся прихожан были посланы войска, применившие оружие; 6 чел. были ранены, более 100 арестовано. В Калужской губ. воинский отряд с пулеметами разогнал верующих, защищавших Пафнутиев Боровский в честь Рождества Пресвятой Богородицы мужской монастырь. В Ярославской губ. военная сила применялась при изъятии ценностей из Варницкого во имя Святой Троицы Сергиева мужского монастыря. В Кременчуге сопротивление прихожан старообрядческой церкви было подавлено при поддержке курсантов. Военные разогнали верующих при конфискации ценностей из соборов Твери, Витебска, Орла и Тамбова.

В Москве, где изъятие ценностей началось 31 марта, против прихожан ц. Знамения Богородицы на Знаменке был направлен кавалерийский отряд. Конная милиция разогнала несколько сот верующих у Николо-Покровской ц. в Бауманском р-не. У храма Богоявления в Дорогомилове произошли столкновения верующих с представителями властей, неск. человек были ранены. Массовые аресты верующих имели место в Царицынской губ., а также в Иркутске, Тюмени. Сопротивление верующих было столь значительным, что с приближением Пасхи (в 1922 приходилась на 16 апр.) власти были вынуждены на неск. дней приостановить кампанию. 21 апр. начались изъятия из храмов Петрограда; усилиями митр. Вениамина удалось предотвратить кровопролитие, хотя были отдельные случаи пассивного сопротивления со стороны верующих. В мае произошли столкновения верующих с войсками в г. Ейске Кубанской обл., где во время изъятия ценностей из собора Ейский еп. Евсевий (Рождественский) отдал распоряжение бить в набат, призывая прихожан на защиту храма. Всего, по данным исследователей, в ходе кампании 1922 г. произошло ок. 1,4 тыс. серьезных столкновений, во время к-рых против верующих применялась военная сила. Массовые аресты духовенства и верующих в связи с кампанией по И. ц. ц. осуществлялись в большинстве губерний России, Белоруссии, Украины.

С апр. 1922 г. начались революционные трибуналы по делам, связанным с противодействием декрету об И. ц. ц. Наиболее значительными были процессы в Иваново-Вознесенске, Петрограде и Москве, они проходили под непосредственным контролем Политбюро. 25 апр. были приговорены к расстрелу арестованные в Шуе священномученики прот. Павел Светозаров, свящ. Иоанн Рождественский и мч. Петр Языков. 26 апр. открылся Московский процесс против видных священников и членов приходских советов города. В качестве свидетеля на процессе выступил Патриарх Тихон. Он утверждал, что Церковь хотела отдать ценности на борьбу с голодом добровольно, но власть вопреки достигнутым договоренностям решила применить силу. 8 мая трибунал приговорил к расстрелу 11 обвиняемых. Шесть из них были помилованы решением ВЦИК, а священномученики протоиереи Александр Заозерский, Василий Соколов, Христофор Надеждин, иером. прмч. Макарий (Телегин) и мирянин мч. Сергий Тихомиров после утверждения приговора членами Политбюро были казнены. Трибунал вынес постановление о привлечении к суду в качестве обвиняемого Патриарха Тихона. Вскоре свт. Тихон был заключен под домашний арест. Время И. ц. ц. и репрессий против священников РПЦ, не подчинившихся декрету, было сочтено ГПУ наилучшим моментом для организации обновленческих групп (см. «Живая церковь») и попытки захвата ими церковной власти в Москве, а затем и по всей стране.

10 июня начался Петроградский процесс, на котором в качестве обвиняемых выступали митр. Вениамин (Казанский), его викарий Кронштадтский еп. Венедикт (Плотников), наиболее видные представители городского духовенства и приходских советов. Митр. Вениамин повторил на суде, что считает необходимым отдать голодающим все ценности, но не может благословить насильственное изъятие богослужебной утвари. 5 июля митр. Вениамин и еще 10 обвиняемых были приговорены к расстрелу. Семь из них были помилованы, а священномученики митр. Вениамин (Казанский), архим. Сергий (Шеин), мученики Юрий Новицкий и Иоанн Ковшаров — расстреляны.

Только к сер. 1922 г. по делам, связанным с И. ц. ц., по стране состоялся 231 судебный процесс над более 700 обвиняемыми; подсудимые привлекались к ответственности как по политическим статьям — в случае публичного осуждения И. ц. ц. или оказания противодействия, так и по уголовным — при попытках сокрытия церковной утвари. Нередки были приговоры к смертной казни. Процессы продолжались и в дальнейшем, будучи тесно связанными с делами по обвинению в оказании противодействия захвату власти в епархиях обновленцами.

Заседания революционных трибуналов проходили в Cмоленске, Ростове-на-Дону, Туле, Витебске, Череповце, Чебоксарах, Рыбинске, Костроме, Астрахани, Гомеле, Житомире, Ярославле, Полтаве, Екатеринбурге, Новочеркасске, Вятке и др. городах. На местных процессах наряду с обвинениями против епархиальных властей выдвигались обвинения и против Патриарха Тихона, всего священноначалия Русской Церкви, представляемой как «контрреволюционная, преступная организация». По делу о беспорядках при И. ц. ц. в Ст. Руссе были приговорены к смертной казни священники В. Пылаев и В. Орлов (позднее помилованы), архиеп. Арсений (Стадницкий) и еп. Димитрий (Сперовский) привлечены к уголовной ответственности и арестованы. За «агитацию и будирование масс против сдачи церковных ценностей» были осуждены Владимирский митр. Сергий (Страгородский; впосл. Патриарх Московский и всея Руси) и его викарий Ковровский еп. священноисп. Афанасий (Сахаров). Митр. Сергий после признания им обновленческого Высшего церковного управления был освобожден, а еп. Афанасий отправлен в ссылку.

Был арестован и дважды приговаривался к расстрелу управляющий Томской епархией Барнаульский еп. Виктор (Богоявленский), но помилован ВЦИК с заменой смертного приговора 10 годами тюремного заключения. Донской ревтрибунал приговорил к смертной казни Ростовского еп. Арсения (Смоленца), затем в связи с амнистией мера наказания была заменена 10 годами заключения. В Царицыне был казнен викарий Донской епархии Нижнечирский еп. Николай (Орлов; по др. сведениям, умер в тюрьме). В дек. 1922 г. состоялся «2-й этап» Московского процесса, по которому проходило более 100 обвиняемых. Суды над причастными к сопротивлению И. ц. ц. продолжались и в дальнейшем. В апр. 1923 г. в Краснодаре был устроен показательный процесс о «противодействии изъятию церковных ценностей» над Ейским еп. Евсевием (Рождественским). Общее число привлеченных к «церковным делам» в этот период, по разным данным, составляло ок. 10 тыс. чел. Исследователи считают, что в период проведения кампании погибло более 2 тыс. чел. Тяжелый удар был нанесен в ходе репрессий по епископату РПЦ. В связи с обвинениями в противодействии И. ц. ц. и сопротивлении обновленцам в 1922-1923 гг. были заключены в тюрьмы или отправлены в ссылку 66 архиереев — до половины их общего числа.

Главный удар в ходе кампании по И. ц. ц. власти направили на правосл. Церковь как на самую многочисленную и представлявшуюся советско-партийному руководству наиболее влиятельной и опасной конфессию. При этом власти стремились подчеркнуть, что изъятие ценностей затрагивает все конфессии без исключений. Так, Троцкий требовал «тщательнейшего изъятия» ценностей из московских синагог. В Москве 4 апр. 1922 г. разграблению подверглись 43 правосл. церкви, Новодевичий и Донской мон-ри, а также римско-католич. костел и 2 старообрядческие церкви. На следующий день в числе 56 московских храмов, где прошли изъятия, оказались арм., греч., 2 рус. старообрядческие церкви, а также евангелический молельный дом и синагога.

В ряде регионов изъятие ценностей затронуло значительное количество неправосл. храмов. Прежде всего это относилось к Белоруссии, где многочисленное польск. население принадлежало к Римско-католической Церкви. Как и православные, католики пытались противодействовать изъятию ценностей из своих храмов и также становились жертвами репрессий. В мае 1922 г. в Минске был организован судебный процесс над польск. священниками, что, по мнению властей, имело большое пропагандистское значение, показывало их «объективность» по отношению ко всем конфессиям. В то же время в зап. губерниях Центральной КИЦЦ предписывалось проводить изъятие ценностей в следующем порядке: в 1-ю очередь — из синагог, во 2-ю — из правосл. храмов, в 3-ю — из католич. костелов. В 1923 г. в Москве состоялся новый процесс над католич. священниками во главе с архиеп. Иоанном (Яном) Цепляком. Архиеп. Иоанн и настоятель католич. прихода в Петрограде прелат Константин Будкевич были приговорены к смертной казни. После вмешательства международной общественности архиеп. Иоанну казнь заменили высылкой из страны, прелат Константин Будкевич был расстрелян.

Нередко при проведении кампании по И. ц. ц. на местах сказывались национальные и конфессиональные особенности регионов. В ряде советских республик определяющее значение имела особая позиция местных властей. Так, Совнарком Армении прислал в Москву сообщение, что И. ц. ц. в республике «по местным условиям произвести невозможно». С аналогичным заявлением выступил и Дагестанский комитет РКП(б). Свои требования по организации И. ц. ц. выдвигал Всеукраинский ЦИК, что в целом смягчило проведение антицерковной кампании на Украине. В ряде национальных республик И. ц. ц. происходило в последующие годы.

Официально И. ц. ц. по стране было завершено 26 мая 1922 г., когда по предложению Троцкого Политбюро упразднило его комиссию как выполнившую свою задачу. Тем не менее в ряде регионов изъятие продолжалось, а в отдельных губерниях кампания возобновлялась в виде «доизъятия» ценностей. 1 июня член Президиума ЦК Помгола А. Н. Винокуров в интервью корреспонденту РОСТА огласил предварительные результаты И. ц. ц.: более 17 пудов золота и 11 415 пудов серебра, а также большое количество драгоценных камней. Винокуров сообщил, что авансом в счет поступлений от изъятия церковной собственности Наркомфин уже выделил 2 млн р. на закупку за границей семян, а также муки и рыбы. Итоговая ведомость конфискованного церковного имущества была получена только к нояб. 1922 г. Всего из храмов и мон-рей было собрано более 33 пудов золота, 23 997 пудов серебра, 35 670 бриллиантов. Суммарная стоимость изъятого составила 4 650 810 золотых р.

Изъятых церковных ценностей оказалось гораздо меньше добровольно собранных верующими средств для помощи голодающим и несопоставимо мало в сравнении с планами властей получить в результате изъятия несколько сот миллионов или даже миллиардов рублей. Большая часть изъятого у Церкви была потрачена на проведение самой кампании (технические расходы губКИЦЦ только за апр. 1922 составили более 1,5 млн р.), на антирелиг. агитацию, а также на содержание партийного и советского аппарата, где в это время были увеличены зарплаты и различные виды довольствия. Значительные суммы по предложению Троцкого были перечислены в распоряжение военного ведомства для создания мобилизационных запасов. Много изъятого было разворовано представителями властей, о чем свидетельствовали последующие судебные процессы над сотрудниками Гохрана. Впоследствии в связи с продолжающимся наступлением на Церковь и массовым закрытием храмов изъятие церковного имущества в СССР продолжалось и принимало иногда формы организованных антирелигиозных кампаний (напр., по изъятию церковных колоколов в 1928-1930).

И. ц. ц. в 1922 г. нанесло серьезный удар по Церкви. По всей стране были ограблены и осквернены тысячи храмов, мн. тысячи верующих были репрессированы, в заключении оказались большинство представителей высшей церковной власти. Тем не менее антицерковная кампания не смогла реализовать главной цели. Вопреки усилиям гонителей Русская Церковь не была уничтожена; стойкая и мужественная позиция Патриарха, большинства клира и мирян помогла Церкви выстоять, сохранив высокий духовный авторитет в народе.

27 февраля 2022 года исполняется 100 лет со времени событий, связанных с одним из трагических моментов в истории России, — процессами «по изъятию церковных ценностей». Более 80 % отобранного в храмах серебра «для голодающих Поволжья» ушло на Монетный двор, для чеканки серебряного рубля, пополнения государственных запасов драгоценных металлов и на проведение тайных зарубежных операций.

Страшный голод 1921-1922 годов

Разразившийся в 1921 году в CCCР страшный голод охватил территории с населением, по разным оценкам, от 15 до 30 миллионов человек. Основными причинами голода историки считают жестокую засуху 1921 года, разрушительные последствия Гражданской войны, проводимое большевиками уничтожение частной торговли, изъятие продовольствия у крестьян в пользу города (продразверстка), неграмотное управление в сфере сельского хозяйства и транспорта.

Все началось в 1920 году, когда лето в Поволжье выдалось очень засушливым, урожаи зерновых и овощей сократились в разы, а ведь в это время еще шла война, и армию кормить тоже надо было. По решению правительства проблему должны были решить продотряды, которые проводили продразверстку, то есть забирали у крестьян излишки продукции. К сожалению, эти вынужденные меры вскоре переросли в беззаконный грабеж, когда изымались не излишки, а все имеющееся у крестьян зерно. Очень скоро крестьяне остались с пустыми амбарами.

В докладной от 5 января 1920 года Саратовской  губЧК сообщалось, что при разверстке имеется множество недоразумений, и отряды выметают все зерно без остатка. Растет недовольство крестьянских масс, у которых не остается даже семян для следующего посева.

Голод в той или иной степени охватил практически все регионы и города Европейской части Советских Республик. 26 июня 1921 г. газета «Правда» писала, что в стране голодает около 25 миллионов человек. Пик голода пришелся на осень 1921 — весну 1922 года, хотя случаи массового голодания в отдельных регионах регистрировались с осени 1920 года до начала лета 1923 года. Голод 1921-1922 годов привел к многочисленным случаям каннибализма и вызвал массовый рост преступности.

Потери в период голода трудно определить, поскольку никто не занимался точным подсчетом жертв. Самые большие потери наблюдались в Самарской и Челябинской губерниях, в автономной области немцев Поволжья и Башкирской автономной республике, общее число населения которых сократилось на 20,6 %. В социальном плане больше всех страдала деревенская беднота, особенно те, у кого не было молочного скота, спасшего от смерти многие семьи. В возрастном плане больнее всего голод ударил по детям, лишив значительную часть тех, кому удалось уцелеть, родителей и крова. В 1922 г. более полутора миллионов крестьянских детей, предоставленных самим себе, бродяжничали, прося подаяние и воруя, смертность в приютах для беспризорных достигала 50 %.

Советское центральное статистическое управление определило дефицит населения за период с 1920 по 1922 гг. равным 5,1 млн. человек. Голод в России 1921 г., если не считать военных потерь, был крупнейшей для того времени катастрофой в европейской истории.

Заграничная помощь

13 июля 1921 в прессе появилось письмо Максима Горького, который обратился ко всем «честным людям Запада с просьбой поставок хлеба и лекарств». Через несколько дней в адрес советского правительства пришла телеграмма от ARA (Американская администрация помощи), которая готова была оказать помощь при соблюдении некоторых условий. В частности, они просили, чтобы в дела организации не вмешивались и чтобы они получили свободное передвижение по стране. Правда, сами американцы гарантировали, что будут помогать всем вне зависимости от расы, веры или социального положения, и не будут вмешиваться в советскую политическую жизнь. Официально организация считалась неправительственной, но возглавлял ее тогдашний министр торговли США, будущий президент Герберт Гувер, руководивший в годы Первой мировой рядом успешных гуманитарных программ.

Первое судно «Феникс» с продовольствием прибыло в Петроград 1 сентября 1921 г., а 6 сентября открылась первая столовая АRА в Советской России — в Петрограде. Четыре дня спустя в Москве открылся питательный детский пункт. В первые недели сентября американские представители в Петрограде сформировали 120 кухонь для 42 тысяч детей.

В Русском отделе АРА насчитывалось более 200 американцев, которые составляли руководящее ядро, и 120 000 нанятых на местах сотрудников.

Советской России оказывалась помощь и со стороны других иностранных организаций, но ARA была ответственно примерно за 90% иностранной помощи. В мае 1922 г. ARA кормила 6 млн. 99 тыс. 574 человек, американское общество квакеров — 265 тыс., Международный Альянс «Спасем Детей» (Save the Children Alliance) — 259 тыс. 751 чел., Нансеновский комитет — 138 тыс., шведский Красный крест — 87 тыс., германский Красный крест — 7 тыс., английские профсоюзы — 92 тыс., Международная рабочая помощь — 78 тыс.

Тем не менее, советское правительство приняло курс на постепенный отказ от помощи ARA во второй половине 1922 года, во многом беспокоясь приобретенным ARA влиянием и поддержкой среди населения. 31 октября ARA было приказано передать контроль над открытыми продовольственными кухнями советской организации Последголод.

Кроме того, миссия ARA также начинала терять поддержку американского общества. Дело в том, что осенью 1922 года американцы с изумлением узнали: СССР начал продавать продовольствие за границу. Советские власти объясняли это обстоятельство тем, что им нужны деньги для приобретения промышленного и сельскохозяйственного оборудования. Сообщения об экспорте зерна из России сделали затруднительным сбор средств в ее пользу. Вместе с советским давлением на АРА это привело к тому, что в июне 1923 г. организация прекратила свою деятельность в России.

Изъятие ценностей

26 февраля 1922 г. в газете «Известия» было опубликовано постановление ВЦИК об изъятии церковных ценностей, которое предписывало местным Советам изъять по описям церковные ценности, изъятие которых не может существенно затронуть самого культа, и передать в фонд помощи голодающим.

Именно это постановление положило начало кампании по изъятию церковных ценностей — одной из самых трагичных страниц истории в XX в.

Вслед за этим в «Известиях ВЦИК» от 28 февраля была опубликована Инструкция по изъятию церковных ценностей. Инструкция определяла следующий порядок кампании: изъятие церковных ценностей входило в компетенцию специально созданных губернских комиссий по изъятию церковных ценностей. На местах работали волостные комиссии. Изъятие должно было проходить по описям церковного имущества.

Губернская газета «Воронежская Коммуна» ежедневно пестрила статьями «Надвигающаяся смерть» (от 26 января 1922 г.), «Голодная трагедия» (от 5 февраля 1922 г.), «Церковь и голод» (от 24 февраля 1922), «Церковные ценности города — голодающим» (от 30 марта 1922 г.) с призывом отдать ценности храмов в пользу голодающих.

В Воронежской губернии масштаб работы по изъятию церковных ценностей был весьма велик. К началу 1922 г. на территории Воронежской губернии насчитывалось 722 церкви и молитвенных дома. В самом губернском городе Воронеже и его пригороде насчитывалось более 50 церквей. Изъятию подлежали все драгоценные предметы из золота, серебра и камней. В первую очередь начали с крупных монастырей, богатых соборов и церквей.

В эти дни с секретным письмом к членам Политбюро обратился глава Советского государства В. И Ленин. Он указывал:

«Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления…Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий…На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКЮ и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше» [1].

По сведениям воронежского губернского финансового отдела, только за период с января по июнь 1922 г. из Благовещенского собора Воронежского Митрофановского монастыря было изъято 1349 драгоценных камней (бриллианты, алмазы, розочки) весом в сто двадцать два и одиннадцать тридцать вторых карата. Всего из Воронежского Митрофановского монастыря было изъято более 1100 килограммов серебра, более 2 килограммов золота.

«Православная энциклопедия» отмечает случаи сопротивления верующих:

«В Калужской и Тамбовской губерниях отмечались случаи, когда крестьяне прогоняли прибывшие для изъятия ценностей комиссии; в деревни высылались карательные военные отряды. В Калуге прошла 3-дневная забастовка рабочих, возмущенных разорением церквей. В Смоленске верующие не пропустили в кафедральный собор членов Комиссии по описи церковного имущества. В Ростове-на-Дону при попытках проникновения в церковь представители власти были избиты толпой, в результате чего комиссия приняла решение „временно прекратить работы по изъятию и все силы бросить на проведение агитационной кампании“. Во Владимире верующие, несмотря на вмешательство милиции, воспрепятствовали разорению Успенского собора. Стихийное выступление прихожан остановило изъятие ценностей из собора в Ст. Руссе; в Петрограде членов Комиссии по изъятию ценностей не допустили в Казанский и Троицкий соборы; людей, защищавших Спасскую ц. на Сенной пл., разогнал конный отряд. Наибольшую известность получили события в г. Шуе Иваново-Вознесенской губ. 15 марта 1922 г. собравшиеся по набату у шуйского Воскресенского храма несколько тысяч верующих пытались воспрепятствовать изъятию и даже разоружили часть красноармейцев. Войска открыли по людям пулеметный огонь — 4 чел. были убиты, десятки ранены» [2].

В апреле 1922 г. начались революционные трибуналы по делам, связанным с противодействием духовенства и церковных активистов декрету об изъятии церковных ценностей. Наиболее значительными были процессы в Иваново-Вознесенске, Петрограде и Москве, они проходили под непосредственным контролем Политбюро. Многие подсудимые были приговорены к расстрелам, другие — к тюремному заключению.

1 июня 1922 года член Президиума ЦК Помгола (комитета «Помощи голодающим») А. Н. Винокуров в интервью корреспонденту РОСТА огласил предварительные результаты экспроприаций. Было изъято в общей сложности более 17 пудов золота и 11 415 пудов серебра, а также большое количество драгоценных камней. Винокуров сообщил, что авансом в счет поступлений от изъятия церковной собственности Наркомфин уже выделил 2 млн рублей на закупку за границей семян, а также муки и рыбы. Итоговая ведомость конфискованного церковного имущества была получена только к ноябрю 1922 г. Всего из храмов и монастырей было собрано более 33 пудов золота, 23 997 пудов серебра, 35 670 бриллиантов. Суммарная стоимость изъятого составила 4 650 810 золотых рублей.

В ходе изъятия ценностей пострадали и старообрядческие храмы. В первую очередь это коснулось храмов, в которых хранилось множество старинной утвари, сделанной из драгоценных металлов. Однако, к счастью, выяснилось, что утварь старообрядческих храмов была скромнее синодальных, и изъятия не имели такой широкий масштаб.

Историк Ю. В. Боровик рассказывает, что в начале апреля 1922 г. представители горисполкома обследовали молельный дом поморцев в Челябинске, но никаких предметов, необходимых для спасения голодающих Поволжья, конфисковано не было «за отсутствием последних». Единственная риза — на иконе св. Николая Мирликийского, — к большому сожалению описателей, не содержала ни драгоценного металла, ни самоцветов. Остальное имущество, в том числе деревянный золоченый иконостас со 102 иконами (44 больших и 58 малых), переплетенный в бархат Апостол, Евангелие в медном окладе, 3 «запрестольных» креста, парчовое шитье на аналой, стальные гасилки для свечей, медные подсвечники и люстра, 2 железных кадила, цинковые купели и прочее, ценности также не представляло и поэтому осталось в пользовании верующих, о чем 22 апреля 1922 г. был подписан соответствующий договор.

В Тюмени храм белокриницкого согласия оказался богаче — там в апреле 1922 г. изъяли 10 фунтов (около 4 кг) разной серебряной утвари и затем тоже подвергли описанию все находившееся в храме имущество, вплоть до половиков, шалей и дров.

В Екатеринбургской губернии процесс изъятия начался позднее, чем у соседей. 27 апреля комиссия после обследования единоверческой Свято-Троицкой церкви посетила Свято-Троицкую церковь белокриницкого согласия и стоявшую рядом Никольскую часовню беспоповцев, а 23-24 мая состоялось изъятие в Невьянске, где в Свято-Троицкой и Крестовоздвиженской часовнях, принадлежащих старообрядцам часовенного согласия, было получено соответственно 11 фунтов 76 золотников и 3 фунта 202 золотника драгоценных металлов (немногим более 5,5 кг), в основном серебра.

Подобные мероприятия коснулись большинства крупных старообрядческих храмов, которые и так пострадали в ходе Гражданской войны и уже не обладали тем богатством, на которое рассчитывали власти.

Судьба церковных ценностей

Большинство драгоценных металлов, изъятых в ходе этой экспроприации, были потрачены не на покупку продовольствия, а наполнение стратегических запасов Советского государства. Более 80 % отобранного в храмах серебра «для голодающих Поволжья» ушло на Монетный двор, для чеканки нового советского серебряного рубля.

Надо отметить, что церковные ценности изымались не только в 1921-1922 годах, но и позже. Огромное количество произведений древнерусского искусства, разные художественные ценности, созданные или собранные в период Российской империи, вывозились из страны и продавались на зарубежных аукционах. Вырученная валюта шла на деятельность Народного комиссариата иностранных дел, закупку иностранного оборудования и проведение секретных операций по всему миру: от подкупа влиятельных европейских политиков до совершения политических убийств и терактов.

Отзвуки этих историй с распродажей дореволюционного движимого имущества и ценностей можно встретить в романе Ильи Ильфа и Евгения Петрова «12 стульев», написанном в 1927 году. Там подробно описаны аукционы по продаже экспроприированного имущества, ранее принадлежавшего дворянству или буржуазии.

В советском двухсерийном приключенческом художественном фильме «Корона Российской империи, или Снова неуловимые» белогвардейские заговорщики планируют кражу художественных ценностей, чтобы обвинить режим большевиков «в расхитительстве народного достояния». На самом деле большевики активно торговали не только «стульями из дворца», о чем рассказали Ильф и Петров, но и императорскими регалиями. Так, бриллианты с Большой императорской короны в 1919 году были проданы большевиками в Ирландию, и находились в Дублине до 1950 года, пока СССР не выкупил их обратно.

Широко известен факт продажи по инициативе наркома торговли А. И. Микояна картин из коллекции Эрмитажа (и других музеев) — предпринятый правительством СССР в 1929–1934 годах. Всего из залов и запасников музея было отобрано 2880 картин, 350 из которых — произведения значительной художественной ценности, а 59 — шедевры мирового значения. Доход от продаж составил не более одного процента от валового дохода страны и значимого влияния на ход индустриализации не оказал, нанеся при этом значительный ущерб национальному культурному достоянию и международной репутации СССР. На распродаже культурного достояния России нажились, в основном, немецкие антикварные фирмы, которые по дешевке все это скупали, а потом втридорога перепродавали. Остатки ««даров Микояна» конфисковали при Гитлере нацисты, продавали их на международных арт-рынках, а вырученная валюта пополняла казну Третьего рейха» , — отмечал исследователь проблемы перемещенных культурных ценностей А. Г. Мосякин.

Информация о торговле шедеврами оставалась в секрете до 4 ноября 1933 года, когда «Нью-Йорк Таймс» опубликовала заметку о покупке нескольких картин музеем Метрополитен. Эта история стала настолько известной, что о распродажах большевиками культурных ценностей было снято несколько художественных фильмов. В одном их них, кинокартине «Ниночка» 1939 года, играла знаменитая актриса Грета Гарбо.

По сценарию фильма в Париж прибывают посланцы Страны Советов, чтобы выгодно продать национализированные драгоценности, и на вырученные деньги купить оружие и продукты. Однако, вкусившие сладкую парижскую жизнь, они заранее готовы на все, лишь бы подольше пробыть здесь. Но, поскольку от посланцев ни слуху, ни духу, в Париж с чрезвычайной миссией выезжает несгибаемая революционерка Ниночка…

В целом, огромное количество церковных и светских ценностей были вывезены из СССР в 20-30-е годы. Собирателям на Западе достались венец российской императрицы, который она надевала на свадьбу, произведения Рембрандта, Боттичелли, Кранаха Старшего, Поля Сезанна, Винсента Ван Гога, Никола Пуссена и Эдгара Дега, а также иконы XV и XVI веков. Британский музей приобрел «Синайский кодекс», рукописный памятник, относящийся к IV веку, состоящий из Евангелий, обнаруженный на Синайском полуострове в Египте.

---

Источники:

[1] Cвященномученик Михаил Чельцов. Воспоминания «смертника» о пережитом. https://azbyka.ru/otechnik/Mihail_Cheltsov/vospominanija-smertnika-o-perezhitom/8 [Дата обращения: 22.02.2022].
[2] Изъятие церковных ценностей. https://www.pravenc.ru/text/293919.html [Дата обращения: 22.02.2022].

Предлагаем вашему вниманию материал из сентябрьского номера журнала «Вода живая».

В 1922 году большевистским правительством была выпущена серия декретов, касающаяся изъятия ценностей у религиозных общин Советской России. Декреты положили начало массовой кампании экспроприации, которая продолжалась всего несколько недель… Но ее последствия российское общество ощущает до сих пор. О судьбе церковных ценностей рассказывает советник директора Государственного Эрмитажа, доктор исторических наук Юлия Кантор.

Цель, средства, результат

— Декларируемой целью экспро­приации была помощь голодаю­щим Поволжья. Были ли другие цели?

— Большевики преследовали не­сколько целей. С одной стороны, бо­ролись с инакомыслием, с другой, пополняли казну. Они не просто от­бирали золото, серебро и драгоцен­ные камни, но и стремились вбить клин между Церковью и народом, де­скать, «церковники держатся за свое золото, а вы голодаете и людоедству­ете».

Была и еще одна цель — раско­лоть саму Церковь. Часть православ­ных считала, что нужно делиться, другие возражали: «С этой властью? Даже ради народа? Нет!». И этот рас­кол большевики усугубляли средства­ми пропаганды.

— А почему изъятие ценностей произошло спустя пять лет после революции?

— Борьба с инакомыслием началась еще в 1918 году, но сначала нужно было расправиться с оппонентами нерелигиозного толка: эсерами, каде­тами, меньшевиками, просто с мыс­лящей интеллигенцией. Да и Церковь занимала выжидательную позицию: за исключением нескольких уездов, на приходах не было резкой антибольшевистской агитации. Поэтому до поры до времени Церковь не тро­гали.

А в 1921 году, когда страну — от Кронштадта до Тамбова — захлест­нула сильнейшая волна народных восстаний, вызванных преимуще­ственно социально-экономическими проблемами, в очередной раз встал вопрос: как менять ситуацию? Кого грабить теперь? На очереди стояла Церковь, до тех пор не сильно пострадавшая (не будем забывать, что новая власть грабила и уничтожа­ла не только Православную церковь, но и другие конфессии).

— Операции по изъятию проходи­ли неспокойно…

— Да, в Петроградской губернии, в Подмосковье и других местах‚ ино­гда в результате агитации духовен­ства, иногда своей волею‚ люди вы­ходили против партийных комиссий и чекистов. Где-то ситуация была прямо противоположная: церковные предстоятели категорически отказы­вались отдавать ценности, но голод­ные крестьяне выходили с вилами, чтобы помочь красноармейцам…

— Церковь в лице патриарха Тихо­на была согласна без боя отдать те ценности, которые не входят в необходимый для «отправления культа» минимум. Почему боль­шевики отказались от такого варианта?

— У большевиков и у Церкви были разные понятия о том, что нужно и что не нужно.

Кроме того, в ряде случаев настоятели храмов или мона­стырей не соглашались отдавать во­обще ничего. Дескать, почему я должен ценности, которые хранятся в моем храме с XII века, отдавать не­известно кому, не имея даже возможности проконтролировать, на что эти средства пойдут?

У партийных комис­сий были кардинально иные представ­ления. Допустим, церковники выдали 12 предметов. А Губкому или ГубЧК нужно отчитаться за 20, потому что по каким-то спискам в этом храме их должно оказаться именно столько.

— На что пошли деньги?

— Значительная часть средств, кото­рые большевикам удалось выручить от продажи (по демпинговым ценам!) экспроприированного имущества, действительно тратилась на помощь голодающим. Но, как и национали­зация, изъятие церковных ценностей не принесло тех плодов, ради кото­рых официально это все затевалось.

Ситуация повторилась и в конце 1920‑х годов, когда пострадали луч­шие музеи страны. Экспонаты из Эрмитажа, других музеев страны мы видим сейчас в крупнейших музеях Англии, Америки… Национальное достояние продано, а дивидендов ника­ких, вернее, отрицательные — когда государство начинает торговать сво­им культурным достоянием, это на­носит колоссальный урон его репу­тации. Я убеждена, что ни при каких обстоятельствах культурные ценности на продажу выставлять нельзя.

— Но часть ведь просто украли?

— Да, вероятно, что-то оседало в кар­манах тех, кто производил экспроприацию, и чиновников, составляв­ших описи. Что-то оставалось в селах: если изъятие производилось с помощью местных крестьян, с ними тоже рассчитывались награбленным. Такие случаи описывают, например, старожилы на Псковщине и Новгородчине. Но все же самое ценное по­ступало в госструктуры, от которых и зависела судьба вещей.

Ценой жизни

— Как церковные ценности оказы­вались в музеях?

— От продажи и переплавки с огромными трудностями удалось спасти многие ценнейшие (как с художественной, так и с религиозной точки зрения) вещи.

Происходило это так. Зачастую перед выставле­нием предмета на аукцион партра­ботники привлекали специалистов из «классово чуждых» — прекрасно образованных музейных сотрудников или бывших хранителей крупнейших коллекций дворянских родов. Совет­ской власти требовалась экспертная оценка. Порой специалист «из быв­ших» замечал: «Нет, эта вещь ни­чего не стоит. Но — как предмет культа — пусть она полежит у нас в запасниках. А мы организуем экскурсию, разоблачающую церковни­ков, и расскажем, как они нажива­лись на крови трудового народа».

Многим музейщикам, которые та­ким образом фактически спасали церковные ценности от неизбежной продажи или уничтожения, подоб­ные деяния стоили тюрем и лагерей и даже жизни.

— Наверное, поэтому и конфликт музеев с Церковью протекает на­столько остро…

— Конечно, музей, как и Церковь, пострадал от большевистского го­сударства! Не нужно забывать, что первое постановление ВЦИК об изъ­ятии ценностей, золота, серебра, драгоценных камней и т. п. касалось именно музеев (декрет от 2 января 1922 года). Церковь шла под номе­ром два. Поэтому когда сегодня государство пытается отдать долг одному ограбленному за счет другого ограбленного, мне это непонятно.

Понимаете, многие вещи, экспро­приированные большевистским го­сударством, но сохраненные ценой жизни музейных работников, имеют не только религиозную, но и худо­жественную ценность, и потому ду­ховно значимы не только для право­славных. Они нужны любым людям, которые интересуются историей, культурой, философией, религией своей страны. Они полезны и верую­щим других конфессий: ведь мусульманин не пойдет в храм смотреть на уникальную икону, а в Эрмитаж пойдет. Церковный предмет, поме­щенный в музейный контекст, спо­собен возбудить интерес к религии даже у атеиста и при этом способствует усилению веротерпимости.

Жертвы войны

— Много ли музейных экспона­тов удалось эвакуировать после 22 июня 1941 года?

— Из-за того, что Советский Союз не готовился к войне на своей терри­тории, эвакуационных планов у музеев не было, а если были, то сугубо номинальные.

Например, в соответ­ствии с одним из таких документов, из Павловского музея-заповедника во время войны должны было вы­везти 4 000 экспонатов. Вы пони­маете, что для такой сокровищ­ницы 4 000?! Это одна сотая даже не всех, а только уникальных пред­метов.

Планы эвакуации имели толь­ко ленинградские музеи. И то эти планы поспешно корректировались из-за Финской войны.

С периферии, например, из Новгорода и Пскова, которые обладали уникальными коллекциями, в том числе богатейши­ми собраниями икон, фактически не было вывезено ничего. Скажем, из четырех вагонов, запрошенных в самом начале войны для эвакуа­ции музея новгородскими властями, был выделен только один. Паковать экспонаты и формировать их списки центральные власти тоже запреща­ли — «во избежание паникерства». А 15 августа Новгород уже был за­нят немцами. Поэтому огромное ко­личество церковных ценностей было захвачено нацистами. После войны вернулось немногое.

— Что мешает проследить судьбу этих предметов?

— Многие составленные немца­ми списки ценностей утрачены или уничтожены. К счастью, кое-что сохранилось. Например, описи шта­ба рейхсминистра восточных окку­пированных территорий Альфреда Розенберга. Благодаря им многое удалось вернуть уже в первые по­слевоенные годы…

Долгое вре­мя никто не занимался проблемой утрат, время упущено, ушли живые свидетели, в том числе германские искусствоведы — не нацисты, участво­вавшие в приемке ценностей.

Еще одна проблема — во многих наших музеях после войны не было состав­лено сравнительных описей утра­ченных вещей: что было, что про­пало, что возвращено.

— А довоенные описи?

— На них и основываются сейчас. Но часть из этих описей тоже погибла во время войны.

Например, бесследно исчезла одна из богатейших художе­ственных галерей — Сталинградская, в которую попали после революции вещи из купеческих собраний, и опи­си ее сгорели. Списки коллекций вос­станавливались только по чудом сохра­нившимся выставочным каталогам 30‑х годов. Этот трагический пример — один из множества…

Но, тем не ме­нее, работа ведется, несколько лет назад появился проект «Культурные ценности — жертвы войны» (lostart.ru). Это бесконечно пополняемый каталог утраченных и возвращенных предметов старины. Поиски продолжаются!

Беседовал Тимур Щукин

Читайте также:

Спаситель разграбленного

Комментарии для сайта Cackle

Изъя́тие церко́вных це́нностей в Росси́и в 1922 году́ — действия советской власти по реквизиции церковных ценностей в 1922 году под предлогом борьбы^[1] с массовым голодом в Поволжье и других регионах. В рамках кампании в пользу государства изымались находившиеся в храмах всех конфессий изделия из драгоценных металлов и драгоценные камни. Фактически же это была провокационная кампания против Православной церкви ^{[источник не указан 78 дней]}, поскольку более 90 % указанных предметов было сосредоточено в ее храмах и монастырях ^{[источник не указан 78 дней]}. Изъятию подлежали и предметы, предназначенные исключительно для богослужебных целей (священные сосуды), что поставило в очень уязвимое положение духовенство и вызвало сопротивление части прихожан. Кампания сопровождалась репрессиями против священнослужителей. Большой резонанс вызвал расстрел прихожан в Шуе 15 марта 1922 года, во время которого были убиты четыре человека^[2]. Председатель советского правительства В. И. Ленин решил воспользоваться голодом и событиями в Шуе для «разгрома наголову» Православной церкви. С самого начала операции средства, изъятые у Церкви, и не планировалось использовать для борьбы с голодом^[1]. Одновременно большевистский режим ставил целью «испроказить» (выражение протопопа Аввакума) Русскую православную церковь и поставить во главе ее марионеточное обновленческое руководство.

История событий

Изъятие церковных ценностей готовилось и проводилось большевиками планомерно и с широким размахом. Власть использовала вопрос о церковных ценностях, чтобы начать мощную антицерковную кампанию. Разработка и непосредственное проведение кампании по изъятию были поручены Л. Д. Троцкому^[1].

Начало кампании изъятия

Высший орган законодательной власти Советской России — Президиум ВЦИК (председатель М. И. Калинин) — 2 января 1922 г. принял постановление «О ликвидации церковного имущества». 23 февраля 1922 года Президиум ВЦИК опубликовал декрет, в котором постановлял местным Советам «…изъять из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих всех религий, по описям и договорам все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие коих не может существенно затронуть интересы самого культа, и передать в органы Народного Комиссариата Финансов для помощи голодающим». Декрет предписывал «пересмотр договоров и фактическое изъятие по описям драгоценных вещей производить с обязательным участием представителей групп верующих, в пользование коих указанное имущество было передано»^[3]. На деле же речь шла об изъятии всех ценностей безо всякого разбора^[1].

Вскоре после издания декрета Патриарх Тихон написал на имя председателя Президиума ВЦИК Калинина (так как — формально — инициатива изъятия исходила от ВЦИК) запрос. Не получив от последнего ответа, Патриарх 15 (28) февраля 1922 г. обратился к верующим с Воззванием, ставшим впоследствии широко известным, в котором подверг осуждению вмешательство ВЦИК в дела Церкви, сравнив его со святотатством^[4]:

<…> Мы нашли возможным разрешить церковноприходским советам и общинам жертвовать на нужды голодающих драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления, о чём и оповестили Православное население 6 (19) февраля с. г. особым воззванием, которое было разрешено Правительством к напечатанию и распространению среди населения.

Но вслед за этим, после резких выпадов в правительственных газетах по отношению к духовным руководителям Церкви, 10 (23) февраля ВЦИК, для оказания помощи голодающим, постановил изъять из храмов все драгоценные церковные вещи, в том числе и священные сосуды и прочие богослужебные церковные предметы. С точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства… Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается Ею как святотатство — миряне отлучением от Неё, священнослужители — извержением из сана (Апостольское правило 73, Двукратн. Вселенск. Собор. Правило 10).

10 марта 1922 г. Ленин получил подробную докладную записку с обоснованием необходимости создания за рубежом специального синдиката для реализации изъятых ценностей от наркома внешней торговли Л. Б. Красина, на которую наложил положительную резолюцию^[1].

11 марта 1922 г. Л. Д. Троцкий направил Ленину письмо, в котором жаловался на медлительность комиссий ВЦИКа по изъятию ценностей и на неразбериху, царящую в этих комиссиях. Троцкий предложил создать «секретную», «ударную» комиссию в составе председателя Сапронова, Уншлихта, Самойловой-Землячки и Галкина для проведения показательного изъятия в Москве. По замыслу Троцкого, такая комиссия должна была заниматься «фактическим изъятием» и обеспечением «политической … стороны дела». Деятельность комиссии должна была быть секретной, всё должно делаться от имени ЦК Помгола^[1].

На следующий день, 12 марта 1922 г. Троцкий написал на имя Ленина донесение о фактическом ходе изъятия, акцентируя внимание, что дело переход в стадию «последнего „удара“» и работу по изъятию необходимо организовать так, «чтобы оно произошло без политических осложнений», для чего накануне созданная «ударная» московская комиссия уже приступила к работе. Для дискредитации и внесения раскола в Церковь планировалась широкомасштабная кампания в пользу изъятия со стороны священников-обновленцев. Изъятие в Москве планировалось завершить к началу партийного съезда — Москва должна была стать примером: «Если в Москве пройдёт хорошо, то в провинции вопрос решится сам собой». Шла подготовительная работа по началу акции в Петрограде. Заканчивалось донесение так: «Главная работа до сих пор шла по изъятию из упразднённых монастырей, музеев, хранилищ и пр. В этом смысле добыча крупнейшая, а работа далеко ещё не закончена». На донесение Троцкого Ленин отреагировал немедленно, в тот же день отправив телефонограмму ответственному секретарю ЦК РКП(б) Молотову: «Немедленно пошлите от имени Цека шифрованную телеграмму всем губкомам о том, чтобы делегаты на партийный съезд привезли с собой возможно более подробные данные и материалы об имеющихся в церквах и монастырях ценностях и о ходе работ по изъятию их»^[1].

События в Шуе и реакция на них большевистского руководства

В марте в ряде мест произошли волнения, связанные с изъятием ценностей. Особенно большой общественный отклик вызвали события в Шуе, где 15 марта 1922 г. толпа взволнованных верующих оказала сопротивление изъятию ценностей. По толпе был открыт пулемётный огонь. В результате столкновения были убиты четверо, ранены десятеро.

На следующий день в связи этим событием политбюро ЦК РКП(б), в отсутствие Ленина, приняло решение приостановить изъятие, на места была разослана телеграмма: «…Политбюро пришло к заключению, что дело организации изъятия церковных ценностей ещё не подготовлено и требует отсрочки…»^[1].

Но 19 марта 1922 г. Ленин направил секретное письмо членам Политбюро ЦК РКП(б), в котором изложил свой план расправы с церковью, воспользовавшись голодом и событиями в Шуе. Письмо квалифицировало события в Шуе как лишь одно из проявлений общего плана сопротивления декрету Советской власти со стороны «влиятельнейшей группы черносотенного духовенства» и безусловно требовало воспользоваться ситуацией и «с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления, … дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий … Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше». Ленин настаивал на окончательной и скорой расправе с Русской православной церковью немедленно: «Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать». Он понимал, что с началом Генуэзской международной конференции, на которую большевики возлагали большие надежды, желая получить дипломатическое признание, которого РСФСР тогда ещё не имела, и экономическую и финансовую помощь от стран Запада («после Генуи окажется или может оказаться, что жестокие меры против реакционного духовенства будут политически нерациональны, может быть даже чересчур опасны.»), выполнить такую операцию было бы значительно труднее — в случае приёма Советской России в «семью цивилизованных народов» могли последовать действия западных стран против церковных репрессий и обязательства, которые пришлось бы взять на себя. Кроме того, Ленин полагал что изъятие церковных ценностей под видом борьбы с голодом заставит замолчать даже представителей русской белой эмиграции, которые в иных условиях несомненно протестовали бы против изъятия. Причём по планам Ленина изъятые ценности и не должны были направляться на закупку продовольствия для голодающих — на средства, вырученные от этой операции необходимо «создать фонд… . Без этого никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности совершенно немыслимы. Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь». Телеграммы о приостановке изъятия Ленин предлагал не отменять, что бы «усыпить бдительность» неприятеля. Самих же участников событий в Шуе наказать в ходе судебного процесса который должен «закончится не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров», для чего послать в Шую «энергичного и толкового» представителя, дав ему «устные» инструкции. «Устные директивы» выдать и судебным властям, которые должны организовать процесс над «мятежниками»^[1].

На основе разосланного накануне членам Политбюро ЦК проекта мероприятий по изъятию, разработанных Троцким, Политбюро ЦК РКП(б) 22 марта 1919 г. приняло его план к исполнению. Он включал арест Синода, показательный процесс по Шуйскому делу, а также указывал — «Приступить к изъятию во всей стране, совершенно не занимаясь церквами, не имеющими сколько-нибудь значительных ценностей»^[5].

10 мая 1922 г. были расстреляны шуйские протоиерей Павел Светозаров, иерей Иоанн Рождественский и мирянин Пётр Языков.

Кампания по дискредитации Патриарха Тихона

Хотя в своём секретном письме от 19 марта 1922 г. Ленин и написал о Патриархе Тихоне «самого Патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать…» чтобы путём усиленного наблюдения за ним выявить все его связи, но уже в том же месяце начались допросы Патриарха. Он вызывался в ГПУ, где ему дали под расписку прочесть официальное уведомление о том, что правительство «требует от гражданина Беллавина как от ответственного руководителя всей иерархии определённого и публичного определения своего отношения к контрреволюционному заговору, во главе коего стоит подчинённая ему иерархия».

Уже в начале мая 1922 г. по предложению Ленина Политбюро ЦК РКП(б) постановило^[1]:

Дать директиву Московскому трибуналу:
1. Немедленно привлечь Тихона к суду.
2. Применить к попам высшую меру наказания.

5 мая 1922 Патриарх был вызван в суд на процесс по делу московского духовенства. Суд вынес частное определение о привлечении гр-на Беллавина к уголовной ответственности. Патриарх был арестован. 19 мая 1922 г. его перевезли из Троицкого подворья, где он содержался под домашним арестом, в Донской монастырь, где он находился всё последующее время в полной изоляции от внешнего мира. Судя по многочисленным публикациям в советской прессе весной 1923 года писем от граждан, требовавших сурово покарать «людоеда» Тихона, власти готовились к расправе над Патриархом. От расстрела Патриарха большевистское руководство останавливало только опасение бурной реакции Запада — Великобритания, к примеру, прямо заявила, что если суд над Патриархом начнётся, то она отзовёт из Советской России своих дипломатических представителей Тихон был освобождён и дело против него прекращено только после заявления о том, что он «раскаивается в проступках против государственного строя». Произошло это в июне 1923 года. К этому времени Ленин, в результате очередного приступа тяжёлой болезни, окончательно отошёл от дел^[1].

Судебные процессы, связанные с изъятием церковных ценностей

Кампания по изъятию церковных ценностей только за первое полугодие 1922 г. вызвала более 1400 случаев кровавых столкновений. По этим событиям состоялся 231 судебный процесс; 732 человека, в основном священнослужители и монахи, оказались на скамье подсудимых^[6][1].

7 мая 1922 г. Московский революционный трибунал по обвинению в противодействии изъятию церковных ценностей, что квалифицировалось как контрреволюционная деятельность, осудил 49 человек, в том числе приговорил к расстрелу 11 человек (девятерых священников и троих мирян). Из них были расстреляны священники Христофор Надеждин, Василий Соколов, Александр Заозерский, иеромонах Макарий (Телегин) и мирянин С. Ф. Тихомиров.

В Петрограде в связи с сопротивлением изъятию ценностей из некоторых церквей было арестовано 87 человек. Судебный процесс над ними проходил с 10 июня по 5 июля 1922 года. Петроградский революционный трибунал приговорил к расстрелу 10 подсудимых, шестерым из которых смертная казнь была заменена лишением свободы. Были расстрелян митрополит Вениамин (Казанский), архимандрит Сергий (Шеин), адвокат И. М. Ковшаров и профессор Ю. П. Новицкий.

12 мая 1922 г. Новгородский революционный трибунал вынес приговор по делу о беспорядках в связи с изъятием ценностей в Старой Руссе. К смертной казни были приговорены священники В. И. Орлов, В. А. Пылаев и Н. М. Смыслов. Остальные 15 подсудимых были приговорены к различным срокам заключения.

Донской областной ревтрибунал с 22 по 30 августа 1922 г. вёл дело по обвинению ростовского епископа Арсения, 7 священников и 25 прихожан, участвовавших в волнениях 11 марта 1922 года у Кафедрального собора Ростова-на-Дону, когда члены комиссии по изъятию подверглись избиению. Трибунал вынес расстрельный приговор Арсению, но по объявленной к годовщине Октябрьской революции амнистии заменил высшую меру наказания лишением свободы на десять лет.

В ходе судебного процесса над группой духовенства, проходившего в Царицыне с 9 июня 1922 г., был приговорён к расстрелу викарий Донской епархии Николай (Орлов). Однако он не был расстрелян, а умер в тюрьме.

В Смоленске выездная сессия Военной коллегии Верховного трибунала ВЦИК с 1 по 24 августа 1922 г. рассматривала дело «Смоленских церковников», по которому было привлечено 47 человек. Из них к расстрелу были приговорены Залесский, Пивоваров, Мясоедов и Демидов, а к различным срокам заключения было приговорено ещё 10 проходивших по делу верующих.

Революционный трибунал Чувашской автономной области в мае 1922 г. провёл судебное разбирательство в отношении благочинного протоиерея А. А. Соловьёва и группы верующих. Благочинный А. А. Соловьёв и активный участник сопротивления изъятию Н. Я. Галахов были приговорены к расстрелу.

Второй судебный процесс над духовенством Москвы и Московской губернии, так называемый «процесс второй группы церковников», проходил с 27 ноября по 31 декабря 1922 г. Трибунал рассмотрел дела 105 обвиняемых. Среди обвиняемых были священники, профессора, учителя, студенты, рабочие, крестьяне и т. д. Наиболее активным участникам сопротивления изъятию ценностей был вынесен смертный приговор. Однако в связи с амнистией, объявленной к годовщине революции, расстрел был заменён тюремным заключением.

Судебные процессы над духовенством прошли в 1922—1923 гг. по всей России. В литературе указывается, что было рассмотрено 250 судебных дел в связи в сопротивлением изъятию церковных ценностей. В 1923 г. в VI отделении («церковном») секретно-политического отдела ГПУ находилось в производстве 301 следственное дело, было арестовано 375 человек и выслано в административном порядке, в том числе за границу, 146 человек. К концу 1924 г. в тюрьмах и лагерях побывало около половины всего российского епископата — 66 архиереев. По данным Православного Свято-Тихоновского богословского института, общее количество репрессированных церковных деятелей в 1921—1923 гг. составило 10 тысяч человек, при этом был расстрелян каждый пятый — всего около 2 тысяч^[6]. Достоверность этой цифры, особенно в части приведённых в исполнение смертных приговоров, вызывает большие сомнения.^{[источник не указан 417 дней]} Так, на крупнейшем процессе в Петрограде из 87 обвиняемых 26 было оправдано, а из 10 приговорённых к расстрелу — 6 помиловано.

Финансовые результаты операции

Православная церковь получила от советского государства разрешение самостоятельно заниматься сбором средств для помощи голодающим и в период с 19 февраля, когда соответствующее обращение Патриарха Тихона было опубликовано в газетах, по 23 февраля 1922 г. таким образом было собрано около девяти миллионов рублей. Советское государство под предлогом помощи голодающим изъяло только в 1922 году церковных ценностей на четыре с половиной миллиона золотых рублей^[6]. Собственно на покупку продовольствия из них было потрачено около одного миллиона. Все остальные деньги были потрачены на иные цели, главным образом на «разжигание мировой революции»^[1]. Подавляющая часть изъятых у церкви в 1922 году ценностей пошла в переплавку, а полученные с продажи деньги были потрачены на проведение самой кампании по их изъятию: антицерковная агитация, техническое обеспечение (транспорт, грузчики, упаковочные материалы и т. п.), сверхсметные ассигнования и т. д.^[7] Значительная доля ценностей пошла на содержание партийного и советского аппарата. Именно в это время сотрудникам аппарата были увеличены зарплата, различные виды довольствия и т. д.^[8] Часть золота и драгоценностей была попросту разворована, о чем свидетельствуют суды, прошедшие над сотрудниками Гохрана^[6].

Осуждённые по делу об изъятии церковных ценностей

• Бенеманский, Алексей Константинович

См. также

	Изъятие церковных ценностей в России в 1922 году на Викискладе?

• Вскрытие мощей в России
• Роль Ленина в уничтожении православной церкви

Примечания

Литература

• Кривова, Н. А. Декрет ВЦИК об изъятии церковных ценностей: от поисков компромисса к конфронтации // Международный исторический журнал № 1, 1999.
• Об изъятии церковных ценностей и колоколов (сборник материалов)
• Кривова Н. А. Власть и Церковь в 1922—1925 гг.
• А. Г. Латышев Рассекреченный Ленин. — 1-е. — Москва: Март, 1996. — 336 с. — 15 000 экз. — ISBN 5-88505-011-2

Владимир Ильич Ульянов (Ленин)
Идеи	Ленинизм • Большевизм • Красный террор • Диктатура пролетариата • Социалистическая революция • Революционная ситуация
Биография	Симбирская гимназия • Казанский университет • Санкт-Петербургский университет • Первая эмиграция • II съезд РСДРП • Вторая эмиграция • Пломбированный вагон • Глава Советского правительства • Смерть Ленина
Организации	Союз борьбы за освобождение рабочего класса • РСДРП • РСДРП (б) • РКП (б) • Второй интернационал • Коммунистический Интернационал • ВЧК • ГПУ
События	Покушения на Ленина • Поездка В. И. Ленина в Кашино • Апрельские тезисы
Труды Ленина	Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов? • «К характеристике экономического романтизма» • Развитие капитализма в России • Что делать? • Шаг вперёд, два шага назад • Партийная организация и партийная литература • Материализм и эмпириокритицизм • Три источника и три составных части марксизма • О праве наций на самоопределение • Карл Маркс (краткий биографический очерк с изложением марксизма) • Социализм и война • Империализм как высшая стадия капитализма (популярный очерк) • Государство и революция • О двоевластии • Как организовать соревнование • Великий почин • Детская болезнь «левизны» в коммунизме • Задачи союзов молодёжи • О продовольственном налоге • Странички из дневника, О кооперации • О погромной травле евреев • Что такое советская власть? • О левом ребячестве и мелкобуржуазности • Письмо к съезду • О нашей революции
Цитаты Ленина	Ленинские фразы • Есть такая партия! • Мы пойдём другим путём • Политическая проститутка
Ленин и культура	Лениниана • Памятники Ленину • Ленин на марках • Музей-мемориал В. И. Ленина • Рассказы о Ленине • Шалаш Ленина
После смерти	Мавзолей Ленина • Анекдоты о Ленине • Ленину 100 лет • Лампочка Ильича • Список объектов, названных в честь Ленина • Ленин — гриб
Семья Ульяновых	Илья Николаевич Ульянов • Мария Александровна Ульянова • Анна Ильинична Елизарова • Александр Ильич Ульянов • Ольга Ильинична Ульянова • Дмитрий Ильич Ульянов • Мария Ильинична Ульянова